Эсесовцы командовали бандами литовских полицаев, они убивали всех евреев, которые попадались к ним в руки, включая женщин и детей. Тридцать вспомогательных полицейских батальонов по тысяче человек в каждом формировались из закоренелых антисемитов и антикоммунистов. Пресловутый 2-й батальон уничтожал по 500 евреев ежедневно. Убийства сопровождались грабежами. Старшие офицеры следили за справедливым дележом награбленного после ликвидации каждого гетто. Свыше половины литовских евреев погибли от руки самих литовцев. Такого не было ни в одной стране, оккупированной рейхом. 2-й батальон позднее был переведен в Белоруссию, где потряс своей жестокостью местных жителей. 40 тысяч литовцев воевали на стороне Германии, из них примерно 10 тысяч можно смело считать военными преступниками. Были и просто мародеры, но большинство литовцев всего лишь наблюдали за происходящим. Были и праведники[68]. Примерно тысяча литовцев бесстрашно укрывали евреев, рискуя собственными жизнями. В немногочисленном антифашистском подполье звучал вопрос: «Неужели нас назначили главными вешателями Европы?» В очередной раз среди вешателей было много родственников депортированных в советские времена (Arad, 1989; Budreckis, 1968; Littman, 1983; Neshamit, 1977; Piotrowski, 1998: 163–176; Porat, 1994; Sochat, 1974).

Среди 18 литовских военных преступников (по материалам немецких судов: Hutchinson, 1994; McKenzie, 1995) 17 человек были моложе 25 лет. Единственным исключением был старый эмигрант, воевавший с большевиками еще в 1918 г. Пятеро из шести офицеров были из Фронта литовских активистов или «Железного волка». Антанас Гекас вырос в католической фермерской семье. Старательный, но посредственный студент, он вскоре увлекся авиацией и стал летчиком. Тогда же он вступил в Литовский фронт. Его брат перебежал в Германию, где стал сотрудничать с нацистами. После нападения Германии на СССР Гекас вступил во вспомогательную полицию и стал офицером. Принимал участие в расстрелах в Каунасе и в Белоруссии. Мотеюс Мигонис служил полицейским во 2/12-м батальоне. Позже он признал, что четыре года его взрослой жизни «были отданы исключительно убийствам гражданского населения». Юозас Алексинас был профсоюзным активистом. Когда пришли немцы, он бежал, но потом вернулся, «потому что был националистом». Алексинас вступил в полицию, чтобы «очистить и привести в порядок страну». Эти слова повторяют как мантру все органические националисты и сотрудники полицейско-репрессивного аппарата. Из 18 полицейских он был единственным, кто дезертировал и перешел на сторону Советов, — убивать безоружных людей ему стало невмоготу. Советский суд дал ему щадящий приговор: 10 лет в Сибири.

Во всех трех странах идеологизированные и жаждущие мести лидеры и активисты находили широкую поддержку среди обычных алчных обывателей, которым очень хотелось завладеть собственностью евреев. Их идея была проста: очистить землю и народ от «жидобольшевизма» (Gordon, 1990; Hilberg, 1980: 96-102; Misiunas & Taagepera, 1993). Но вскоре балтийская солидарность с немцами дала первую трещину. В январе 1942 г. командующий полицией СС в Латвии сообщал: «Все оплакивают судьбу евреев. Раздается лишь немного голосов в пользу окончательного решения еврейского вопроса». Поползли слухи, что нацисты скоро и прибалтов возьмут в ежовые рукавицы. Согласно их плану, две трети населения Прибалтики нужно было выслать на Восток, расселив на освободившихся землях этнических немцев. Оставшаяся треть подлежала германизации, но лишь в качестве крепостных работников для расы господ. Нацисты продолжали передавать конфискованную собственность своим соотечественникам. Молодых прибалтов вынуждали вступать в отряды остарбайтеров и ехать трудиться в Германию, остальных призывали в «добровольческие» полицейские или армейские батальоны. 100 тысяч прибалтов решили надеть немецкую форму. Они сражались против Красной армии до конца в тщетной надежде, что западные союзники придут первыми и восстановят их национальную независимость. Но советские войска стремительно наступали, и немцы решили эвакуировать главных коллаборантов вместе с их семьями. С отступающим вермахтом ушло 100 тысяч эстонцев, 180 тысяч латышей и, возможно, 300 тысяч литовцев.

По этим цифрам мы можем судить о масштабах коллаборационистского движения (Kangeris, 1998: 141). Свои палаческие обязанности они добросовестно выполнили, некоторые с энтузиазмом, другие из-под палки. Большая часть органических националистов попала в капкан немецкого нацизма, ошибочно сочтя немцев своими союзниками. Нацисты были этому очень рады. Евреи были вырезаны начисто, в немецком тылу не орудовали «жидобольшевики», и вся эта работа была сделана руками коллаборантов с минимальным участием самих немцев.

Белоруссия

В Белоруссии немцам не удалось опереться на пятую колонну. Коллаборантами стали немногочисленные антисоветские националисты, нашедшие убежище в Германии в 1920-х гг., когда Белоруссия оказалась под советской юрисдикцией. Их Планы А и Б несильно отличались от замыслов прибалтийских националистов. В 1941 г. белорусские националисты были близки к нацистам, разделяя их ненависть к «жидобольшевизму». Они вернулись на родину в обозе немецкой армии, но массовой поддержки не получили. Городское население было в основном русским, польским или еврейским. 90 % белорусов были крестьянами, этим людям «от сохи» этнонационализм был глубоко чужд. У националистов не было социальной опоры ни на селе, ни в городе, хотя антикоммунистическая православная церковь приветствовала немцев, склонив к этому и многих прихожан. Командиры айнзацгрупп на Востоке сокрушались: «У белорусов практически отсутствует национальное самосознание… нет у них и ярко выраженного антисемитизма. Практически невозможно поднять белорусов на еврейские погромы. Этот народ пассивен и политически индифферентен». СС сделали мудрый вывод: если национализм слаб, то неоткуда будет взяться и антисемитизму в самом сердце Восточной Европы. Оккупационные власти заявили, что только те, кто будет работать с айнзацгруппами, получит должность в новой белорусской администрации. На призыв откликнулись добровольцы, почуявшие шанс успешной карьеры. Националисты провели отбор кадров среди антикоммунистов и антисемитов, и те возглавили вспомогательные полицейские батальоны (их называли «вороны»), общей численностью от 10 до 40 тысяч человек. В эти батальоны вошли и советские военнопленные. Командиры лично не знали своих подчиненных, но сработал эффект «снежного кома»: свежеиспеченные полицаи называли имена других надежных людей, годных для дела.

Как и обычно, профессиональные полицейские были самыми желанными кандидатами в каратели. Симон (Семен) Серафинович, житейски неглупый, но слабо образованный человек, вырос в польской Белоруссии. Вначале он служил в армии, потом стал полицейским. При поляках никакой карьеры он сделать не мог. Он влюбился в польскую девушку, но ее родители не разрешили брак: белорус — не ровня польке. Советская оккупация Западной Белоруссии подняла статус белорусов и принизила поляков. Именно тогда Серафинович женился на младшей сестре своей возлюбленной (оставшуюся часть польской семьи Советы выслали на восток). Шанс проявить себя он получил, когда пришли немцы, и предложил им сотрудничество. Дослужившись до сержанта, он стал начальником вспомогательной полиции в маленьком городке Мир. В немецкой форме, с карабином, верхом на коне, Серафинович упивался властью, которую ему доверили непобедимые немцы. Как и каждый белорусский полицай, он убивал любого, на