скаканет. А ты подвязывай нормальных людей в блуд вводить, – последняя фраза, сказанная несколько раздраженным тоном, относилась к застывшему в птичьей позе Василию. – Вася, это Игорь Сергеевич, товарищ мой, о котором я столько рассказывал. А внимания на него, один пес, дозированно обращайте. – продолжил он наставлять Игоря Сергеевича. – Этот крендель вас с ума в пять минут свести может, если на выходки эти его вестись будете.

Тот с улыбкой кивнул, коротко представился и глянул в сторону кафе с загадочной надписью «ГеоЦент».

– По коням, молодые люди? Или в кафе желаете заглянуть, червячка заморить с дороги?

– А я, как все! Как все, как все, – скороговорка Василия явным образом продолжала начатый при знакомстве балаган, и Павлик снова недовольно скривил губы.

– Уймись уже, друг сердечный. Нет, Игорь Сергеевич, как по мне, так давайте уже когти рвать до базы вашей. От этого «ГеоЦента», мне кажется, держаться подальше значительно разумнее. Оно снаружи-то нарядно, может быть, выглядит, а вот, что там внутри, вопрос темный. Еще древние греки говорили, если помните: что снаружи, то и внутри. А снаружи тут, – Павлик кивнул в сторону компании на ящиках, продолжавшей распитие подозрительного вида жидкости, – вполне определенная субстанция. Думаю, что и внутри такое же точно. А если нет, так подтянутся, демоны, за ними не заржавеет. И Григорий этот, не ровен час, с вашей тысячей нарисуется. За ним – менты-пидоры, про которых он давеча вещал, а там и все остальные слетятся. Я против приключений ничего не имею, в принципе, но тут мне сразу тарантиновское «От заката до рассвета» почему-то на ум приходит. Там же тоже с демонами в забегаловке какой-то вроде бы бились. Оно нам нужно сейчас разве?

– Наговариваете опять, молодой человек. Вполне приличное с виду заведение. Я бы сказал, на редкость приличное для такого города.

– Вот это-то и подозрительно. Если хотите мое мнение на это счет знать, замануха это какая-то. Везде – шалман сплошной, а тут – прям домик лубочный с картинки. Точно вам говорю: замануха. Заведение то, тарантиновское, тоже, поди, вначале вполне себе приличным и безобидным выставлялось. Иначе какой бы дурень туда сунулся, позвольте узнать? Я как-то мельком тот отрывок видел, где самое рубилово с демонами шло. В кино оно все интересно, конечно, нервы себе малеха пощекотать, а вот в реале в таком действе участие принять врагу лютому не пожелаю. А кино, оно же – слепок жизни попросту. Вот так и сейчас может оказаться. Зайдем червячка заморить, а потом в сводках криминальных хроник города Сокол пропишемся, и хорошо еще, если не в качестве трофеев патологоанатома местного. Нам что, трэша в жизни не хватает?

– Тогда – по коням, – согласился Игорь Сергеевич и кивнул новому попутчику в сторону задней дверцы. – Вы, Василий, не против, если я в штурманском кресле останусь, а вам мы задний командирский диван выделим?

Василий молча склонился перед ним в почтительном полупоклоне, молитвенно сложив руки и усиленно тряся головой. Не будучи в силах определить, что именно стремится выразить такими странными и экспрессивными телодвижениями новый знакомый, Игорь Сергеевич только крякнул, удивленно посмотрев на Павлика. Тот страдальчески закатил к небу глаза и взмахнул рукой, напоминая, что относиться к продолжению спектакля надобно по-прежнему снисходительно, после чего сам легонько подтолкнул Василия в сторону задней двери.

– Баул к багажнику тащи, Вишну хренов. А то сейчас оставим тебя с этими, на ящиках. Глаза им будешь открывать на природу сущего до нашего возвращения, если они тебе чего-нибудь раньше такого не откроют, что закрывать устанешь. Так что ноги в руки!

Василий подхватил баул и частыми шажками засеменил в сторону багажника. Спустя мгновение после того, как его баул определили на место, три дверцы внедорожника синхронно захлопнулись, и машина покатилась к выезду с вокзальной площади.

Часть 4

Митота

Было очень тихо и спокойно. А еще было то самое время суток, однозначную неопределенность которого так поэтично сумела передать невероятно древняя сущность, принявшая на время то ли облик молодого американского антрополога, то ли старого, как сама Вселенная, индейца племени яки. Трещина между мирами. Вначале ее совсем не было, но потом она возникла в один миг и только лишь затем, чтобы с каждым последующим мгновением становиться все более и более осязаемой, и в то же самое время – все более и более неуловимой. Для тех, кто никогда не входил в эту трещину, осознанным волевым порывом открывая перед собой неисчислимые мириады Вселенных, и в силу этого оказался сейчас просто не в состоянии понять, о чем идет речь, достаточно будет сказать, что на землю опускались сумерки. Опускались они и на большую лесную поляну, посередине которой горел костер. Ровные языки пламени тянулись к небу, словно символизируя вечную связь горнего и дольнего, вокруг костра неподвижно застыли три человеческие фигуры. Землю устилала густая шелковистая трава, в отблесках огня виднелись стволы могучих сосен, окружавших поляну с трех сторон частоколом диковинного гигантского забора. C четвертой ее стороны открывался проход на огромных размеров поле, истинный масштаб которого уже плохо угадывался, будто оно в самом физическом смысле исчезало в той самой пресловутой трещине, так однозначно и бескомпромиссно разделившей мир уходящего дня и мир наступающей ночи.

Каждому из сидящих у костра было о чем подумать. Впрочем, это привычное состояние всех людей без исключения, какие бы иллюзии на этот счет иногда не питали сами люди, а точнее, отдельные представители рода двуногих прямоходящих млекопитающих.

Павлик круг за кругом переживал радость долгожданной свободы своего железного коня от цепких лап вологодского болота, удивляясь тому, насколько легко и беспроблемно все прошло. Накануне он ни в какую не мог заснуть, хотя длинная дорога порядком его утомила, а организованная к их приезду баня окончательно лишила сил. Ему казалось, что он провалится в небытие, как только коснется головой подушки, но в итоге проворочался на ней еще несколько часов. Демоны сомнений терзали разум юного джедая: то ему мерещился раскуроченный и разграбленный внедорожник, то и вовсе казалось, что никакого «Гелендвагена» в болоте они не найдут. Проваливаясь в темную яму беспамятства, он снова и снова цеплялся остатками угасающего сознания за очередной воображаемый кошмар, но сон все-таки сморил его.

Проснулся он поздно, около одиннадцати утра. Игорь Сергеевич обнаружился во дворе в компании Иваныча за колкой и укладкой дров. Застывший в дверях Павлик с восхищением смотрел на двух мужчин, которые, словно соревнуясь, набрали приличный темп и, равномерно ухая, «на раз» разваливали приличного размера