обитателей славного города-героя, перечислив наиболее выдающиеся заслуги упомянутых персонажей. В какой-то момент Павлику стало сильно интересно, а есть в городе обычные и нормальные люди, но после очередного пассажа местного правдоруба решил судьбу понапрасну лишний раз не искушать. Наконец внедорожник выкатился на небольшую площадь, и рука Вергилия взметнулась в направлении двухэтажного здания рядом с входом в здание вокзала:

– Оно.

«ГеоЦент» – гласила вывеска, а здание кафе внешним видом являло разительный контраст с прочими строениями, что сгрудились на небольшом пятачке привокзальной площади. Оно выглядело весьма нарядно, по крайней мере со стороны, чего нельзя было сказать о соседних постройках, включая и облупленный вокзал.

– Пятнадцать?! – тело Григория искательно подалось вперед, а рука, еще миг назад указывающая на кафе, молниеносно сменила положение в пространстве и застыла просительной лодочкой между сидениями. – Или двадцать! – голос его окреп, и из него исчезли вопросительные интонации.

– Чего – двадцать?! – Павлик возмущенно развернулся к «языку» Григорию, но его порыв снова в зародыше купировал Игорь Сергеевич, со счастливой улыбкой придержав своего спутника за плечо.

– Любезный, а что это у вас ставки так невысоки? На двадцать рублей и купить-то, поди, ничего нельзя. Может, больше нужно?

– Нужно! – в голосе Вергилия отчетливо послышалась звериная ярость воина, осознавшего приближение неминуемой победы. – Сорок!

– Однако, – типичный московский аллигатор с улыбкой покачал головой и полез во внутренний карман за бумажником. Он извлек на свет тысячную купюру, при виде которой Григорий снова громко с оттягом икнул и, резко выдохнув, подался вперед. Взгляд его при виде такого неземного богатства полыхнул конкретно нехорошим огнем, отчего у Павлика в памяти моментально всплыл образ того яростного и любвеобильного животного с ушибленной головой, что осталось брошенным на въезде в город. И в тот же миг рука Григория резко отдернулась от протянутой купюры.

– Мне? – ярость победителя уступила место неуверенности, да и на лице Вергилия проступило выражение плохо скрываемого сомнения. – За что?

– Да ни за что, – улыбнулся Игорь Сергеевич и легким движением засунул купюру в нагрудный карман неопределенного цвета и покроя рубахи их нетрезвого проводника. – Хорошего дня вам, Григорий! Удачно провести его… И благодарим, что дорогу показали…

Абориген Вергилий застыл в напряженном раздумье, но, быстро осознав бесперспективность сего занятия, прервал его еще одним сложноидентифицируемым звуком, одновременно резко распахнув заднюю дверцу, и с невесть откуда взявшейся грацией дикого кота выскользнул вон. Оказавшись снаружи, он отскочил от «Гелендвагена» на метр, молитвенно сложил руки и бухнулся на колени, подняв вокруг себя небольшое пыльное облачко. Несколько раз, не вполне, разумеется, изящно тряхнув головой в сторону своего благодетеля, это чудо приникло нечесаными лохмами к земле, а потом с умопомрачающим проворством вскочило и рвануло прочь от застывшего перед кафе автомобиля. Игорь Сергеевич расхохотался, и даже Павлик, не выдержав, хмыкнул:

– Балуете, Игорь Сергеевич. Напрасно…

– А вы сами подумайте, молодой человек, много ли у него радостей в жизни? Городок-то, гляньте, какой запущенный, – хозяин жизни с помрачневшим лицом кивнул в сторону площади. – Мы ведь тоже всегда с ходу город проскакивали, сразу – к Иванычу на базу. Да и проезжали его почти всегда вечером, в темноте. Признаться, сколько лет езжу сюда, а города как такового вообще ни разу толком и не видел. Не сказать, что у Иваныча база – дворец, но…

Он махнул рукой и снова расстроенно оглядел облупившиеся палатки, вокруг которых сновало несколько персонажей крайне запущенного вида. Ассортимент ларьков угадывался безошибочно. Полки украшали пестрые пачки сигарет и однотипные бутылки, покосившаяся палатка с надписью «Хлеб» выглядела на фоне собратьев изгоем. Живописная компания, состоявшая из лиц неопределенного пола и еще более туманного возраста, расположилась на деревянных ящиках возле одного из ларьков и оттуда хмуро взирала на внедорожник, не отрываясь, впрочем, от распития сомнительного вида жидкости из трехлитровой банки, водруженной посередине импровизированного стола. Жидкость могла быть чем угодно, но Павлик решил, что, скорее всего, именно так должна выглядеть пресловутая ослиная моча, про которую он много раз слышал, но никогда еще воочию не видал. Внимание его привлекла фигура, появившаяся на выходе из здания вокзала, и он радостно всплеснул руками:

– А вот и Василий! Собственной персоной, как говорят в народе…

Игорь Сергеевич проследил за его взглядом и увидел приближавшегося к автомобилю человека среднего роста, в походной одежде и с объемным баулом в руках.

Определить на глаз возраст нового участника экспедиции было сложно. С равной долей вероятности ему можно было дать и двадцать пять и пятьдесят лет. Василий был худ, но в его худобе напрочь отсутствовала какая бы то ни было изможденность. Скорее, это была поджарость на редкость слаженного и самодостаточного организма, и Игорю Сергеевичу тут же пришло на ум сравнение с небольшим, но невероятно гибким и опасным зверьком. Самым примечательным в облике Павликова приятеля было лицо. Невероятно древнее, оно казалось словно высеченным из камня и сразу приковывало к себе внимание. Причина, вероятно, крылась в глазах Василия: в них светилась то ли сдерживаемая до поры до времени ярость хищной птицы, то ли запредельная трансцендетная мудрость представителя малочисленного, но богоизбранного народа, внезапно осознавшего, что сорокалетние мытарства в поисках земли обетованной есть просто грандиозная афера, затеянная духовным вожаком ради туманных и малопонятных простому иудею целей. Волосы Василия уже украшала обильная седина, усиливая исходившее от его облика общее ощущение древности, хотя, как прикинул Игорь Сергеевич, реальный его возраст был в районе тридцати пяти – сорока лет. Как бы там ни было обладатель ничем не примечательной, но тем не менее выдающейся внешности через миг застыл возле пассажирской дверцы «Гелендвагена», в упор уставившись немигающим взглядом на хозяина внедорожника. Игорь Сергеевич с Павликом синхронно выбрались из машины, и рука Василия тут же протянулась навстречу незнакомцу, миновав ровно половину положенного по этикету расстояния. Она не напрашивалась на рукопожатие, а, скорее, приглашала к нему, и Игорь Сергеевич с улыбкой принял предложенную игру.

– Вишну, – голову Василий, оказывается, наклонял вбок абсолютно по-птичьи, а один глаз при знакомстве еще и закрыл наполовину, поэтому сходство с неизвестным пернатым настолько поразило своей очевидностью типичного московского аллигатора, что он даже тряхнул головой, будто отгоняя наваждение.

– Вишну? – Игорь Сергеевич в изумлении пожал протянутую руку и развернулся за разъяснениями к приближающемуся Павлику. – Извините, в каком смысле – Вишну?

– Да бросьте, Игорь Сергеевич, – Павлик пренебрежительно отмахнулся, словно заранее призывая не относиться к выходкам этого человека с излишней серьезностью. – Дуркует он. Сейчас – Вишну, минут через пять Кришной станет. Потом Говиндой еще назовется, если в чердаке что-то сложится или давление, например, атмосферное