вот основное зерно, взращиваемое любовью.

Любовь — соитие двух грёз, двух надежд, двух чувств, двух душ, двух желаний, двух жизней, преобразуемых в одну. И кирпичиком здесь служит слово из четырех букв — «двух».

И когда происходит момент, что одним за одним эти кирпичики разлетаются в сторону, наступает крах фундаменту, крах любви.

Родной дом начинаешь ценить, когда там уже не живешь, любовь оплакиваешь, когда её уже нет.

Отношения были моим единственным домом. И что теперь? Что теперь делать? Куда бежать? Как и всегда, я просто продолжу работать, видимо, с удвоенной силой над тем, над чем работал… Наверное, я рожден только для этого.

Зачем вообще были сотворены эти женские существа? Я держу пари, они созданы, чтобы пленить и испытывать мужчин, насмехаясь над их тщетным противостоянием с искушением! Что за западня?! Нас заключили в железные оковы и обрекли на вечные пытки с соблазном! Что заложено в женских сердцах, что подчас мы слепо увлекаемся за их извечной нежностью, а после, иссушенные от иллюзии любви, сгораем дотла в одиночестве и затем снова поддаемся чарам от этих мистических цветков, распускающихся в ночи, зажигающих в нас желание, оттого мы и преступаем границы?! Но… существует ли счастье без них?

С какой я раньше силою переносил горестные, мучительные испытания?

Нет! Я не могу так! Я не могу находиться здесь один!

Захватив спортивную куртку, я иду к выходу, открываю дверь и натыкаюсь на человека, опешившего меня.

— Вы кто? — небрежно бросаю я.

— Посыльный, кто ж еще, — со смешком выдает молодой парнишка, лет семнадцати. — Доставляю вам посылку, — отвечает парень, держа в руке прозрачный пакет, сквозь который виднеются папки с бумагами.

— Посылка? — удивляюсь я. — Но я ничего не заказывал.

— Это от некого Николаса Эванса.

Недоуменно сдвинув брови, я слышу звук от телефона.

— Секундочку.

Читаю письмо: «Курьер доставит тебе рукопись в двух копиях. Она прошла этап верстки и подлежит редактуре лишь в некоторых частях, чем уже и занимаются мои коллеги. Первоначальный текст превосходен, но есть незначительные неточности! Как ты и просил изготовить для тебя бумажную версию будущей книги Миланы, чтобы ты прочел ее заранее, так я и сделал. Жду в ближайшие три-пять дней от нее несколько вариантов названий романа, а специалисты помогут ей выбрать лучший. Милане передавай привет. Хотел приехать сам, но работа изнурила, и я мчусь домой, к жене и детям, успевшим по мне соскучиться. До встречи в офисе!»

Остро пораженный выпавшим явлением, мой внутренний голос будто нарочно вторит одно и то же: «…мчусь домой, к жене и детям, успевшим по мне соскучиться».

Эти добросердечные, накормленные чистой любовью и заботой, слова так жестоко поражают моё исколотое сердце, что я впервинку ухватываю в себе смутное чувство. Изрезанная душевными подземельями сеть нервных волокон, выдает мысли, уподобая их изрыганию горечи, так и просящиеся на язык. Не ревнивая ли это зависть? Никогда не удавалось терпеть этого черного жука, закравшегося куда-то внутрь и пожирающего клетки длительно, не спеша. Вот к чему привела меня любовь! Она подсадила испорченность в разум, незаметно разрушая цельность существа. Будучи радостным за кого бы ни было, сию секунду я сгораю в опутавшей меня завистливой поволоке. Она схватила меня будто в потаенное владение. Я напрягаю все силы, чтобы выбраться, но напрасно.

Его отношение к жизни весьма изумляет меня и призывает к тому же. Он как-то говорил мне: «Живи мыслью, что жизнь — череда удач и потерь. Помни, каждая потеря обогащает тебя опытом. Оглянись назад и сравни то, что было и то, что стало. Есть отличия? Значит, ты на верном пути».

И что же? Мной овладела ревность, что именно сейчас, когда я потерял всё, что приближало и меня к осуществлению такой мечты о создании своей семьи, я замечаю, как все счастливы, довольны и радуются житию, словно предумышленно.

Да, это моя мечта. У меня никогда не было крепкой, настоящей семьи. Возможно, клад, которым владеет Николас, средоточие любви, детей и любимой работы, стал для меня показателем, к которому я неосознанно стремился. Я хотел такой же клад в своей жизни! А кто же не желает возвращаться в домашний уголок, слыша, как тебя зовут дети, нестерпимо ждущие твоего прихода, и любимая женщина? Работа была и будет моим детищем, но ничто так не возвышает душу человека, как зовущий родной голос, тихий, нежный, ласковый, слова, произносимые которым, складываются в такую тончайшую трепетную мелодию, подобающую колыбельной.

— Пожалуй, вы правы, — отвлекшись от экрана, говорю я. — Это посылка пришла мне.

Он отдает мне две запечатанных рукописи.

— Доброго вечера! — И уходит.

Я задумываюсь на месте, прислоняя к себе душу своей любимой, ведая, кому, не считая меня, она также неистово нужна.

Глава 48

Джексон

Отправившись пешком, дабы скоротать время и прогуляться до предполагаемого места, где может быть Ник, я, взяв с собой папки труда Миланы, раздумываю, как сказать ему об этом. Уверен, что это произведет на него шокированное воздействие. А какую душевную радость вызовет в нем неожиданное творчество его дочери, последовавшая по его стопам!

Помнится, что он частенько сидел в своем кабинете, пока мы с Миланой были в гостиной, и время от времени я подглядывал в щелочку за ним, примечая кипучий рабочий процесс, в который он был погружен. Он что-то писал на листах, тут же их сминал и выкидывал, и снова писал. Он то злился, то был охвачен мечтательной грустью, то радостным порывом. Я сам не писатель и не мне судить, что там творится в головах великих и талантливых. С любопытством я наблюдал за ним и сразу догадывался, что этот человек часами всецело посвящал себя литературной сфере, что ни Анна, ни Милана не могли потревожить его, зная, в какое состояние он может придти затем. Тем не менее он никому не говорил о том, что он пишет, про что и на какую тему. По итогу в книжном виде я так и не лицезрел его мастерство. Но я ведь могу и ошибаться в том, что он и писатель. По должности, насколько мне не лгут воспоминания, он был редактором. Хоть и ничего не смыслю я в этом, полагаю, что прежде чем заниматься профессиональной редактурой, человек должен напитать свой ум грамотностью изложения и преподнесения другим собственного написанного текста. И все же мне нужно не спешить оповещать такую новость с первой же секунды встречи.

С нетерпением размашистыми шагами я дохожу до здания хостела, проскальзываю внутрь,