Мы спустились на нижний этаж, там спальня, Людмила ужепостелила широкую, как стадион, постель. Ее глаза округлились при виде Николая,я прижал палец к губам, она молча кивнула.

Николай нажал кнопку в стене, шкаф отодвинулся, в полезрения появилась дверь. При нашем приближении быстро отскочила в сторону, мывсе трое вошли в просторную кабину лифта. Николай оперировал пультиком, лифтстремительно пошел вниз, затем щелкнуло, перешел в горизонтальный полет, насприжало к стене.

Еще щелчок, дверь снова отпрыгнула в сторону, словно крышканад шахтой межконтинентальной ракеты. Еще одна дверь, Николай распахнул ее иотступил в сторону, пропуская нас в апартаменты северного флигеля.

Вообще-то флигель там, на поверхности, а здесь просторныйбункер на бог знает какой глубине, но Николай, похоже, его имел в виду, когданазывал флигелем, в котором мне, как особо охраняемому объекту, надлежит спатьза крепкой бронированной дверью.

– Я сейчас доставлю детей, – сообщил Николай.

– Постарайтесь младшенькую не будить…

– Да они все не проснутся, – заверил он. –Перенесем, как перышки!

Людмила, ничему не удивившись, отправилась в спальню, ужона-то помнит, где здесь что, я кисло поморщился:

– Хорошо, Николай, буду здесь до утра. Держи меня вкурсе.

– Будет сделано, господин президент! Спокойной ночи.

– А тебе – беспокойной, – ответил я ворчливо изакрыл за ним дверь.

Лифт унес его наверх, я потащился по этим засекреченнымпомещениям. На душе гадко, тревожно, ко рту подступила тошнота, а ноги сталитяжелыми, как колоды.

Тревожный мир, в котором живем, ежесекундно меняющийся, в товремя как люди, наоборот, словно тургеневские персонажи, живут по тургеневскимзаконам, абсолютно не считаясь с новыми реалиями, не замечая их… Эх, если бывсе не замечали! А то энергичные мерзавцы, держа нос по ветру, используют этиперемены, чтобы сесть человечеству на шею…

Из спальни вышла Людмила, спросила сонным голосом:

– Так ты идешь спать?

– Иду-иду, – ответил я. – Начинай без меня. Ясейчас. Скоро.

Она вернулась, слышно было, как на ложе опустилось грузноетело, везде полная тишина, но сна ни в одном глазу, сердце бухает тревожно, всевремя хочется оглянуться.

В соседней комнате все оборудовано под кабинет. Я опустилсяв кресло, тронул пульт, загудел компьютер, здесь своя локальная сеть, абсолютноникакого выхода в большой мир, даже своя электростанция, никакие хакеры нестрашны, медленно загорелся экран, пошла разворачиваться операционная система…

По легкому нажатию клавиш вспыхнули дисплеи наблюдения,прекрасное качество изображения, как наяву, вон некрупная бледная лунаподнялась над стеной, сияет мертво, я же с холодком вдоль хребта вдруг ощутил,что это в самом деле не просто луна, что восходит и заходит, освещая ночьюземлю, а Луна – планета, далекая, огромная, а мы тоже на таком же крохотномглиняном шарике, что летит сквозь тьму и холод, жуткий холод…

Я зябко передернул плечами, встал и прошелся вдоль стены сэтими огромными панорамными окнами, так воспринимаются на уровне подсознанияэти экраны, и луна тоже, нарушая все законы природы, поплыла над темнымикрышами и острыми черными зубцами, а затем вместе со мной вернулась обратно.

– Спасибо, – прошептал я.

Сразу стало уютнее, это мой мир, а луна никакая не мертваяпланета, а сверкающий диск, что восходит и заходит, рождается, растет, стареети умирает каждые двадцать восемь дней, а я живу в огромном мире, где должендумать о своих людях лучше, чем о чужих. Иначе, если предположить такой бред,что луна – планета и что вот эта твердь под ногами тоже планета, то и житьвообще не захочется, не то что заботиться о каких-то микробах на глиняномшарике в кромешной тьме…

Холод из тела начал медленно испаряться. Я всматривался вэкран, где ночное небо постепенно темнеет, звезды исчезают, нечто огромное итяжелое двигается под хрустальным небосводом. Под утро, а то и утром будетгроза, сон все не идет, я вообще собрался вырубить экраны, компьютер, погаситьсвет, тело ноет, будто пробежал с десяток километров, но постепенно усталостьначала переходить в дремоту. Я уже собирался подняться и отправиться в постель,но тепло подступило к сердцу, я увидел медленно разгорающийся свет, в нем, какв большой замочной скважине двигаются люди, ездят машины. Я вошел в этот мир,тепло, спокойно…

Мое тело содрогнулось, сердце трепыхнулось, как пойманнаяптица, что все еще надеется освободиться, еще вырывается, бьет крыльями,клювом, выдирает из моей ладони схваченные лапы. Комната беззвучно вспыхивает итрепещет ослепляюще белым плазменным огнем, словно работает гигантскаяэлектросварка. Все предметы в комнате кажутся призрачными, прозрачно белыми нафоне угольно-черных провалов теней, что и не тени, а щели в космос, в бездны, вмертвую жуть.

Иногда на короткие промежутки замирало, я оказывался вчерноте, тут же трепыхание огня, словно взмахивала крыльями гигантская бабочка,становилось чаще, суматошнее, все перекашивалось, предметы сдвигались,наползали один на другой: свет вспыхивал с разных сторон, мир комнатыстановился совсем другим, призрачным и в то же время реальным. Я не рисковалсдвинуться с места, если уж массивный стол носится, как сумасшедший робот, повсей комнате.

В темном небе исполинских экранов раскрылись бледныегромады, в них вспыхивают эти слепящие молнии, озаряют угольно-черные горы туч,настоящие горные хребты, перед которыми все монбланы – кротовьи кучки, сердцестучит униженно и жалко, придавленное грозной мощью, исполинской силой, чтодаже не замечает человека, не замечает ничего тут внизу.

Я прохрипел перехваченным судорогой горлом:

– Ничего… Придет время – заметит… Не всегда будемчервяками-общечеловеками…

Донеслось первое глухое ворчание, еще на грани слышимости,мощный инфраудар, гроза приближается, там наверху уже трясется земля… страннотолько, что даже на такую глубину доносится грохот.

Я еще не встревожился, только инстинкт послал дрожь вдольспинного хребта, нехорошее предчувствие воспламенило кончики нервов, остаткисна слетели, как полова под сильным ветром.

Грохот стал громче, на экранах белые полосы помех, треск,шипение. Мое ухо отчетливо различило тяжелые глухие удары, на столе затряслиськарандаши в стаканчике. Совсем вблизи как будто треск автоматных очередей, атакже глухие бухающие удары, словно бьют из танковых орудий.

Я начал приподниматься, дверь распахнулась, в освещенномпроеме возникла фигура человека, лица я не узнал. Он прокричал сорваннымголосом:

– Господин президент, на охраняемый объект совершенонападение! Мне поручено проводить вас в запасной бункер.

– А где Николай? – спросил я.