– Добрых посмертных путей, – произнес Суно, отпустив ношу и взявшись за узел китонского шарфа, который он повязывал поверх куфлы вместо пояса. – Зомар, оставь его, местные похоронят.

Шарф с металлическими нитями свистнул в воздухе и хлестнул, сдирая кожу, по лицу наемника, вынырнувшего из-за угла. К великому сожалению Орвехта, это был не Начелдон.

Зомар, опустив на землю мертвого курьера, выхватил кинжал и полоснул второго врага, а появившегося следом третьего с разворота ударил под ребра.

Видимо, самые прыткие вырвались вперед, и на подходе еще с десяток головорезов.

Суно и Зомар бросились за угол. Отшвырнув с дороги человека, попытавшегося что-то спросить, амулетчик кинулся отвязывать лошадей.

– Грабят! – неуверенно и негромко выкрикнул, поднимаясь на ноги, пострадавший. – Грабят же!.. Конокрады!

Орвехт хлестнул шарфом очередного бандита, выскочившего в круг тускло-желтого света. Тот зажмурился и замычал от боли – получил по глазам.

Амулетчик уже сидел в седле и держал в поводу вторую лошадь. Когда Суно поставил ногу в стремя, блеснул брошенный Зомаром нож: еще один желающий подзаработать выбыл из игры.

Они помчались по ночной дороге на восток – туда, где мерцали в черной небесной бездне Щит Зерл и Конура Харнанвы. Прочь из Манчената. Площадь прорвы невелика, именно этого от них и добиваются – чтоб они вышли за ее пределы, а там их поджидает народец Лормы… Что ж, там они смогут дать бой. Сзади грохотали копыта и слышались крики: наемники, тоже похватав чужих лошадей, ринулись в погоню, а за ними кинулись разозленные таким беспримерным разбоем обитатели Манчената.

– Завтра мы с тобой идем в гости. В один славный такой сумасшедший дом.

– И что мы будем там делать?

Эдмар на мгновение закатил глаза к потолку, скроил загадочную мину: грустную, насмешливую, мученическую и одновременно многозначительную – Зинта бы так не сумела, даже упражняйся она перед зеркалом целый месяц.

– Надеюсь, пить кофе и мирно беседовать с хозяином, а не топтаться перед запертой дверью. Собственно говоря, это ты идешь в гости, а я всего лишь тебя сопровождаю.

– Я?.. – лекарка совсем оторопела. – А мне туда зачем?

– Ты ведь хочешь повидаться с Тимодией? – смиренно и вкрадчиво осведомился Тейзург. – Убедиться, что с маленькой паршивкой все в порядке, посмотреть, хорошо ли ей живется на новом месте… Вот и сходишь ее навестить, а я – вместе с тобой.

– Ага, понятно… Чего ж тут не понять? Ты боишься, что тебя туда не пустят – еще бы, после того зложительского бесчинства, которое ты устроил год назад в здешнем полицейском управлении, когда побил там всякие нужные стеклянные вещи! А если мы вдвоем придем, думаешь, будет иначе?

– Есть шансы, что да. Бывший Страж Мира Сонхи не захлопнет дверь перед носом у лекарки под дланью Тавше.

– Да почем он узнает, кто я такая?

– Он видящий. Так что ты можешь рассчитывать на самый теплый и дружелюбный прием. Когда тебя пригласят войти, замолви за меня словечко и поручись за мое примерное поведение.

– А ты будешь вести себя в гостях примерно?

На этот счет Зинту начали разбирать сомнения, а то уголок рта у Эдмара дрогнул, как будто на лицо просилась самая что ни на есть зложительская ухмылка.

– Не беспокойся, я буду на высоте. Честное слово, буду себя вести, как на дипломатическом приеме. Взгляни, что ты об этом скажешь? – он взял со столика лаковый черный футляр. – Это в подарок.

Лекарка тихонько ахнула. Бывает красивое оружие, но этот стилет был не просто красив. На узком трехгранном клинке словно играли солнечные блики. Или, скорее, сияли руны, напоминавшие золотые отблески. Да, именно руны, не выгравированные, а наведенные непонятно каким способом – наверное, с помощью магии.

– Он похож на мой…

Зинта запнулась, опасаясь брякнуть глупость. Ритуальный нож Тавше выглядит по-другому, а ей невесть почему померещилось сходство.

– Смотри-ка, почувствовала, – заметил Эдмар скорее одобрительно, чем удивленно. – Это так называемый «клинок жизни». В былые времена в Сонхи всякий из могущественных магов непременно носил при себе такой нож – чаще всего стилет, но это могло быть и что-нибудь другое, главное – магическая составляющая. Я заклял его для Хальнора, пусть у него будет. Надеюсь, он не станет ломаться и примет подарок.

– Это узор или руны? – шепотом спросила очарованная лекарка.

– Древние руны Освобождения, Памяти, Силы и Жизни. Если тебя загнали в угол и дела совсем плохи, они дают тебе возможность открыть пинком дверь на свободу.

– Никогда я не слыхала о клинках жизни…

– Ничего удивительного, нынешние сонхийские маги это знание давно утратили. Они много чего утратили – счастье еще, что помнят, как ложку до рта донести и сходить на горшок. Не обижайся, я же не про таких, как твой Суно. Еще мы захватим с собой бутылку хорошего ларвезийского вина. Надеюсь, оно придется ему по вкусу. В самый раз, чтобы помириться, как ты думаешь?

– Если будешь вести себя по-доброжительски, может, и помиритесь.

– Ах, да, чуть не забыл предупредить тебя об одной досадной подробности… Ты не увидишь его лица, он будет в регенерационной маске.

– Реге… Что это такое?

– Лечебная маска. Он на своей чертовой работе опять вляпался в неприятности, потому он сейчас и дома – на больничном, как это здесь называется. Маску ему предстоит носить с месяц, пока не восстановятся глаза и поврежденные ткани.

Зинта профессионально встрепенулась, но потом спохватилась, сникла и виновато промолвила:

– Вот беда-то какая, а ведь я здесь даже силу Тавше призвать не смогу, чтобы ему помочь…

– Не беспокойся, он и сам справится. Не в первый раз и, боюсь, не в последний. Простому смертному пришлось бы носить маску с полгода, а он ее снимет через месяц. Он, как и я, владеет магией самоисцеления.

– Ты сказал, пока не восстановятся глаза… Значит, он ничего не видит?

– Маска снабжена компенсаторным визором – прибором, который передает сигналы на зрительные нервы. Так что он-то нас увидит, это мы на него полюбоваться не сможем.

Эдмар усмехнулся, и лекарка насторожилась: почудилось ей в этой задумчивой усмешке что-то недоброжительское… Нет, не злорадство – скорее, удовлетворение интригана, который ловко воспользовался стечением обстоятельств в своих целях. Но в следующий момент выражение его лица неуловимо изменилось: всего лишь улыбка человека, собирающегося в гости, и Зинте стало неловко за то, что ей всюду чудится плохое.

По улице Сонного Часовщика шагали мальчик и девочка с корзиной, которую они держали за ручки, каждый со своей стороны. В корзине лежал пирог, завернутый в чистое полотенце, а под ним, наверное, что-то еще. Дети были уже большие, с виду лет пятнадцати-семнадцати, – но все еще дети, пребывающие под охраной Закона о Детском Счастье. Выглядели они ухоженными, воспитанными и вполне счастливыми: будущие благонамеренные подданные Великой Овдейской державы.