На улице наперерез Зинте расцвел мираж: два зайца в человеческий рост, один золотой, другой розовый, давай скакать перед ней и сдирать с себя шуршащую блестящую бумагу, под которой оба оказались шоколадными. При этом они наперебой зазывали пойти с ними за угол, где якобы есть магазин, в котором можно купить сколько угодно таких зайчиков, только маленьких.

Лекарка, хотя вчера и позавчера уже навидалась всевозможных чудес, в первый момент оторопела. Представилось ей, какая бы из-за этого поднялась кутерьма в Молоне, где шоколад под запретом. Пусть она уже больше года не живет в Молоне, а к шоколаду, «сласти зложительской и вредной», пристрастилась еще раньше, когда Эдмар, принятый в гильдию контрабандистов, повадился приносить его домой, все равно ей стало не по себе: эти зайцы ровно демоны Хиалы… Но тут маг, заметив ее замешательство, театрально щелкнул пальцами, и они растаяли в воздухе.

– Я не любитель заячьего стриптиза, – подмигнул он Зинте.

Мало людской толчеи, так им еще встретилось существо величиной с длинную карету, похожее на бледно-желтый кожистый холм. Под лоснящейся толстой кожей перекатывались мускулы, а на боку то ли нарисован черной тушью, то ли вытатуирован горный пейзаж с водопадом и изящным одиноким деревом на круче.

– Недурно, – с одобрением заметил Эдмар, когда существо проползло своей дорогой – но тут же схватил Зинту за локоть и оттащил назад.

Она невольно взвизгнула. Мимо них довольно резво, хотя и со скрежетом, пробежал металлический краб, на спине у него стоял поднос с раскрашенными стаканчиками, из крышечек торчали полосатые соломинки. За этой тварью с криками: «А ну, стоять, скотина! Стой, твою мать, чиниться будем!» гнался мужчина с сумкой, в которой что-то тяжело звякало.

– Сделаю доброе дело, – усмехнулся маг. – Может, он это почувствует и оценит?

Беглый краб замер на месте. Преследователь подскочил к нему, злорадно сквернословя, и скинул с плеча сумку с инструментом.

– Не хотите ли купить цветы? – окликнула гибкая остроухая девушка с серым, словно кора иных деревьев, лицом и в парике из порезанной на нити серебряной фольги.

Коренная жительница этого мира, где люди пришлый народ.

– Благодарю, в другой раз, – улыбнулся Эдмар.

Через широченный подземный переход с множеством ярко оформленных механических лавок они добрались до соседней улицы, где высились многоэтажные здания с огромными застекленными арками. На далеко выступающих карнизах сидели птицы, но Зинта заметила там еще кое-что, кроме птиц: по одному из окон ползали два паука – и каждый, если присмотреться, величиной с подушку. Прохожие не обращали на них внимания.

– Эдмар, гляди, что там!

– Это роботы-мойщики протирают стекло.

За следующим поворотом навстречу выплыл сплошь зеркальный дворец, окруженный кустарником с длинной темной хвоей, собранной в кисти и малиновой на кончиках. Зеркало словно открывало проход в таинственное боковое пространство, заодно удваивая кайму живой изгороди и улицу со всем, что на ней было.

Себя Зинта выхватила из скопления отражений не сразу, вначале признала Эдмара: видный стройный парень в серебристо-серых штанах и просторной сборчатой белой рубашке с расстегнутым воротом. Рубашка была сонхийская, из дорогого китонского шелка, такие носят в жаркую погоду аристократы в Аленде. Длинные черно-фиолетово-синие волосы распущены, на плече сумка из черной кожи, с фигурными серебряными пряжками.

Хорош, но нельзя сказать, чтобы на общем фоне он выглядел щеголем – здешний народ и одевался, и причесывался кто во что горазд. Попади сюда Зинта полтора года назад, ее бы ужаснула такая непохвальная индивидуалистическая пестрота, а сейчас она смотрела по сторонам с восхищенным любопытством: чудесный чужой мир превзошел все ее ожидания.

Сама она была в платье с ромашками по голубому фону, из удивительной здешней ткани, мерцающей на солнце. И казалась в зеркале на диво юной: будто бы красивая молоденькая девушка с сияющими глазами. Зинте подумалось, что здесь даже зеркала какие-то особенно приветливые, плохого не покажут.

– Сюда.

Эдмар увлек ее в переулок, застроенный небольшими каменными дворцами с грубоватой резьбой по шершавым колоннам: звери, птицы, листья, сплетенные в причудливом орнаменте. Дворцы были светло-серые, красновато-бежевые, цвета грязного снега и коричнево-зеленые – шершавый камень как будто один и тот же, а окраска разная. За колоннадами, под сенью обрамленных резьбой лоджий, царила прохладная тень, словно в скальных гротах. Блеск прятавшихся в этом сумраке окон первых этажей напоминал о воде.

Ощущалось в этом что-то древнее и природное, Зинта сразу поняла, что улица очень старая. И еще она поняла, что тот, к кому они без приглашения идут в гости, наверняка живет где-то поблизости. Где ж еще и поселиться такому мифическому существу, как бывший Страж Мира, который когда-то превратился в болотного кота, а потом ушел из Сонхи Вратами Хаоса, чтобы у мира смог появиться новый Страж, не отягощенный незаслуженным проклятием.

– Почти пришли, – подтвердил ее догадку маг. – Эти старинные незийские дворцы – прелесть, правда? В каждом есть внутренний дворик, и можно было бы сесть прямо туда, но почем знать, как он на это отреагирует. Давно миновали те времена, когда я мог позволить себе обходиться с ним бесцеремонно.

– А не надо было вести себя по-зложительски, – почти машинально отозвалась лекарка, во все глаза разглядывая витраж с рыбами и морскими коньками в одной из лоджий.

– Я на него безумно злился, и можно сказать, что я ему мстил.

– За что? – поразилась Зинта. – Что ж он плохого-то тебе сделал, сам ведь говорил, что он в той древней войне перешел на твою сторону и вместе с тобой защищал Марнейю!

– За то, что с него сдирали кожу у меня на глазах, а я, на тот момент бестелесный дух, ничем не мог ему помочь. У него был «клинок жизни», и он не должен был попасть в плен – мы ведь договорились, что в случае проигрыша оба уйдем на ту сторону, оставив Унбарха ни с чем. А после этого он поверил вранью, будто бы это он меня убил и спалил Марнейю, и с горя закололся заклятым на погибель ножом. А потом, родившись диким котом, он от меня бегал, хотя сколько времени и сил я угробил, разыскивая в лесу на болоте этого чертова кота… Вот за это и мстил. Смешно, правда? Я ведь в глубине души всегда знал, что я не способен причинить ему мало-мальски серьезный вред.

– А он об этом знал?

– Мог бы понять, раз он видящий, но при одной мысли обо мне он вскипал от ненависти. Наверное, в такие моменты в нем просыпался разъяренный болотный кот. Он считал, что он меня убил, когда якобы жег мой город, и поэтому был одержим навязчивым желанием снова меня убить. Когда мне понадобилось от него заэкранироваться, чтобы он не смог определить мое местонахождение, я сделал это шутя. Ложная память, спаянная с его давним проклятием, затмевала ему взор, хотя сам он этого не сознавал.

– Вот поэтому и не надо никого убивать, – наставительно заметила Зинта.