Готовясь к будущей войне с Россией, Казвани серьезно укрепил и без того мощную Эриванскую крепость, обеспечив ее провиантом на случай долгой осады. Набрал хан и вполне приличное войско.

Русская граница со стороны Эриванского ханства проходила всего в каких‑нибудь полутораста верстах от Тифлиса. От северной оконечности озера Гокчи она шла на запад по Помбакскому горному хребту через гору Алагез, затем упиралась в турецкую границу по реке Арпачаю на север к Триолетским горам. Конечно, без армии Аббаса-Мирзы против русских долго держаться Хусейн-хан не мог, но серьезную диверсию вполне мог осуществить. Именно конница эриванского хана первой пересекла русскую границу, занявшись тем, что всегда любили персы – грабежом местного населения.

Глава пятая

19 июля 1826 года весь Тифлис как громом был поражен вестью, что персы уже в пределах Грузии, малочисленные русские войска отступают и эриванский хан предает мечу и огню все христианское население.

Известие было тем тревожнее, что оно шло не от начальника пограничного края полковника Северсамидзе, а от командовавшего артиллерийской ротой в Большом Караклисе подполковника Флиге, писавшего к тому же в своем донесении, что от Северсамидзе, находившемся в Мираке, в момент нападения персов на это урочище, нет никаких известий.

Персы действительно стремительно наступали, причем не только со стороны Эривани.

Первым делом Ермолов отправил Северсамидзе приказ удерживать селение Большой Караклис, чтобы не оставить персам свободный вход через ущелье в Помбакскую область. На следующий день Ермолов двинул из Белого Ключа на Каменную речку сводный батальон из двух рот карабинерного и двух рот сорок первого егерского полков, с четырьмя пушками, назначив командовать этим отрядом опытного майора Кошутина. В помощь Северсамидзе был послан полковник Николай Муравьев.

Тем временем Северсамидзе уже отошел в Гумры, где и был осажден. Получив приказ Ермолова, он оставил в крепости две карабинерные роты полковника Фридерикса, а сам же с двумя батальонами Тифлисского пехотного полка прорвался в Большой Караклис.

Пока наши отряды отбивались на своих постах, персы же наводнили массами конницы все пограничные провинции. Окруженные персами, посты перестали быть полезными.

Дождавшись подхода отряда майора Кашутина, Северсамидзе сумел присоединить к себе несколько рот с отдаленных постов, прорвавшихся к нему. После этого полковник начал отход из Помбакской провинции. Вместе с отходящими русскими батальонами потянулся огромный обоз местных армян, боявшихся прихода персов. Персидская конница кружила вокруг, но после нескольких отбитых наскоков атаковать боялась.

10 августа последняя русская повозка перевалила за хребет, и наши войска заняли селения Гергеры и Джалал‑Оглы. Всего там сосредоточилось пятнадцать рот пехоты, шестнадцать орудий и казачий полк. Сообщение с Тифлисом через Акзабиюкские горы обеспечивал батальон Херсонского полка с четырьмя орудиями. Войска вздохнули свободно. Перед ними, верстах в десяти, вставал заоблачный хребет Безобдала, за ними – роскошная Лорийская степь.

Наши спешно укреплялись. А персы уже передвинули передовые посты на вершины Безобдала. Против большого отряда Северсамидзе персы выступать боялись, ограничивались мелкими пакостями. Особенно донимали курды, которых отгоняли казаки.

Между тем эриванский сердар, предоставив курдской коннице грабить приграничные селения, сам с главными силами спокойно стоял около Гокчи, ожидая, когда Аббас‑Мирза возьмет Елизаветполь и уже оттуда двинется на Тифлис. Только тогда мудрый и осторожный сердар намеревался его поддержать.

Однако наши, несмотря на незначительные силы, не встали в глухую оборону. Энергично действовал в Лорийской степи полковник Муравьев с тремя карабинерными ротами и двумя орудиями. С отрядом Муравьева был и князь Меншиков.

Жуткая резня немецких поселенцев навела ужас на окрестных грузин. Народ из окрестных селений хлынул в Тифлис, под защиту войск; все дороги были запружены подводами. В самом Тифлисе горожане тоже были неспокойны, ожидая нашествия. Началась паника. Многие бросали дома, зарывали в землю имущество и выезжали в Россию.

В середине сентября в лагерь полковника Северсамидзе прибыл известный генерал Денис Давыдов, который и принял начальство над отрядом.

* * *

В это же время 40‑тысячная персидская армия под началом Аббаса‑Мирзы вступила в Карабах. В этой ситуации Ермолов дал приказ приграничным отрядам отступать к Тифлису, но это приказание уже опоздало. Находившийся в Карабахе 42‑й егерский полк был отрезан и заперся в Шуше, один его батальон, окруженный в селении Горюсы, был полностью уничтожен.

Персы осадили Шушу, заняли Елизаветполь и начали возмущать провинции. Передовые конные отряды проникали уже в Иверию и предавались грабежу в каких-то семидесяти верстах от Тифлиса.

Было очевидно, что на этот раз персидская армия подготовлена к войне намного лучше, чем ранее. Теперь это были вполне боеспособные европейские войска, прекрасно обученные английскими офицерами.

Что касается Ермолова, то под влиянием преувеличенной осторожности, на которую оказала влияние шаткость его положения, он не двинулся вовремя, как бы следовало, навстречу противнику, а в своих донесениях императору представил вторжение излишне опасным. Впрочем, Ермолов времени зря не терял, а стягивал к Тифлису все силы, чтобы, объединив их, перейти в контрнаступление. Кроме этого, он требовал срочного усиления Кавказского корпуса двумя пехотными дивизиями и, по крайней мере, шестью казачьими полками.

Аббас-Мирза не зря повернул свою армию на Карабах. Там принц намеревался найти приверженцев. Так и оказалось. На границе его встретила толпа знатных татар, предводимая Гаджи‑Агалар‑беком, владевшим обширными поместьями на границе Персии.

Аббас‑Мирза торжественно отпраздновал свое победоносное вступление в российские пределы.

Впрочем, настроение было подпорчено. Когда прислуга уносила на головах серебряные подносы с остатками яств, неожиданно подносы одновременно упали на пол и дорогая китайская посуда разбилась.

Вызвали снотолкователя.

– Повелитель, ты потеряешь в двух больших сражениях всю армию, – сообщил он, закатив глаза. – Затем неверные перенесут свое оружие в Персию и истощат твои последние силы!

– Если твои слова сбудутся, я тебя повешу! – заявил Аббас-Мирза и двинул войска к Шушинской крепости.

Что касается российских войск, то в Карабахе стоял неполный 42‑й егерский полк в две тысячи семьсот штыков, при шести орудиях и четыре казачьи сотни. Сила ничтожная перед огромной персидской армией. Под началом кавказского ветерана полковника и георгиевского кавалера Иосифа Реута. В 42‑м полку Реут начал службу еще прапорщиком четверть века назад. Убежденный холостяк, он считал свой полк семьей, а солдат своими детьми. Сейчас практически весь его полк был сосредоточен в главной цитадели Карабаха – Шуше. Реут уже давно знал от местных армян о возможности вторжения, о чем информировал Ермолова. Тот смог прислать ему только еще одну роту.

18 июля отряд из пятнадцати казаков хорунжего Крюкова делал разъезд по берегу Аракса. У Худоперинского моста он отправил вперед патруль из пяти