С осени 1825 года в пограничных русских землях начались персидские грабежи. Агенты Аббаса-Мирзы рыскали в ханствах и по татарским дистанциям.

В начале ноября 1825 года конный российский патруль, стоявший на берегу озера Гокчи, был внезапно атакован персидскими войсками. В поддержку конной милиции подошла рота егерей. После этого персы ретировались, но едва егеря ушли, персы атаковали снова, еще большими силами. Снова вернулась рота, и снова персы отошли. Такая игра в «кошки-мышки» выматывала и физически, и психологически.

Чтобы снизить градус напряжения, Ермолов послал в Тегеран к шаху чиновника Мазаровича. Шах принял того ласково, но, когда речь зашла о пограничных конфликтах, развел руками:

– Все дела по спорам я возложил на Аббаса‑Мирзу, поэтому все решайте в Тавризе.

Когда Ермолов получил письмо Мазаровича с ответом шаха, он в очередной раз усмирял горцев. Только что фанатиками был предательски убит генерал Лисаневич и горцы вновь взбунтовались. А затем из столицы стали приходить одна за другой тревожные вести: внезапная смерть императора Александра, отказ от престола великого князя Константина, мятеж декабристов и восшествие Николая I.

Взойдя на трон, император Николай обратил особое внимание на персидские дела, велев Ермолову, как и его старший брат, удерживать заключенный с Персией мир, пока сама она его не нарушит.

* * *

В день восстания декабристов 14 декабря в Петербурге находился английский полковник Шиль, пользовавшийся доверием Аббаса-Мирзы. Не разобравшись до конца в политической ситуации, Шиль решил, что мятеж на Сенатской площади – это начало драки за российский престол двух братьев— Константина и Николая. Уже на следующий день Шиль помчался из Петербурга в Тавриз.

– Ваше высочество, – заявил Шиль, примчавшись во дворец принца, – в России вспыхнула междоусобная война между братьями императора!

– Ну и что? – пожал плечами Аббас-Мирза. – У нас в Персии после смерти каждого шаха резня между претендентами обычное дело!

– Дело в том, что пока в России претенденты дерутся между собой, самое время порвать в клочья Гюлистанский мир!

Аббас-Мирза сразу напрягся. Соображал принц быстро.

– Сейчас самый благоприятный момент для вторжения в Грузию. У русских там слабые силы, а из-за драки царевичей помощи в Тифлис никто не пришлет.

Аббас-Мирза от радости даже вскочил с трона:

– Неужели это не сон?

Затем посмотрел на англичанина и деланно вздохнул:

– Но моя казна пуста!

– Об этом не беспокойтесь! – заверил его Шиль. – У вас есть верные друзья! Деньги будут!

Одновременно в Тегеране посол Макдональд открыто потребовал от шаха войны с русскими, угрожая в противном случае лишить Персию миллионной субсидии, которую платила шаху Ост‑Индская компания. «Партию войны» возглавил купленный с потрохами зять и первый министр шаха Аллаяр‑хан.

* * *

У Ермолова как у человека амбициозного и своенравного всегда было много врагов. Ермолов был неуступчив, резко писал и еще резче говорил. А знаменитые ермоловские сарказмы задевали за живое многих, становясь анекдотами. Однажды великий князь Константин Павлович спросил Ермолова:

– Знаешь ли ты, Алексей Петрович, сколько у тебя врагов?

Тот лишь усмехнулся:

– Я считал их, когда их было много, но теперь их набралось без счету, и я перестал о них думать!

Однако, как показало время, думать о врагах все же следовало. Пока был жив благоволивший Ермолову император Александр, он был неуязвим, и враги помалкивали. Известия о внезапной смерти императора Александра, присяга цесаревичу Константину, отречение его от трона и присяга императору Николаю I следовали так быстро одно за другим, что курьеры едва успевали доставлять в Тифлис все новые и новые известия. Позднее в вину Ермолову поставят то, что он якобы промедлил с присягой императору Николаю в ожидании подтверждающей информации. А как он должен был поступить при такой свистопляске? Единственным косвенным обвинением в адрес Ермолова было то, что декабристы внесли его имя в список своего будущего республиканского правительства. Впрочем, внесли они не одного Ермолова. В списке значились и адмирал Мордвинов, и член Государственного совета Сперанский. После этого в Петербурге начали распространяться слухи, что «проконсул Кавказа» причастен к заговору декабристов и якобы даже мечтал повести свой корпус прямо на Петербург. И хотя никаких доказательств тому не было, новый император Ермолову уже не доверял. По рукам в Петербурге ходила злая карикатура, изображающая кавказского солдата в изодранном мундире нараспашку, в синих холщовых широких шароварах, заправленных в сапоги, в черкесской папахе на голове, с дырявым котелком сбоку. Карикатура была направлена явно против «проконсула Кавказа».

Летом 1826 года на кавказские воды приехал лечиться близкий друг наместника статс‑секретарь Кикин, первым сказавший, что дни Ермолова уже сочтены.

– Не стращай меня своими пророчествами, – отмахнулся тот. – Чему бывать, того не миновать!

Хотя, думается, на душе у него было тяжело.

Чтобы не провоцировать Персию, взошедший на престол Николай I готов был даже отдать ей южную часть Талышинского ханства. Ермолов позицию Николая понимал – беднейшая часть Талышинского ханства никакого дохода не приносила. Но отдавать эту землю было нельзя, так как персы усмотрели бы в этом слабость и начали бы требовать новые земли.

Едва взойдя на престол, император Николай отправил в Тегеран своего генерал-адъютанта князя Александра Меншикова. Тот должен был объявить о начале нового царствования и поручении укрепить дружественные отношения с Персией. В этом назначении Ермолов усмотрел недоверие к себе, а личное свидание с Меншиковым в станице Червленной только укрепило «проконсула Кавказа» в его мыслях. При этом оба остались друг другом довольны.

К чести Меншикова, интригами он не занимался. В письмах он заверил Николая в преданности «проконсула», отметив, что на Кавказе отсутствует духа вольнодумства как в войсках, так и в обывателях.

* * *

В конце апреля 1826 года князь Меншиков, въехавший с особым поручением в пределы Персии, нашел там уже все признаки близкой войны. Меншиков вез богатые подарки шаху и его приближенным и был уполномочен предложить Аббасу‑Мирзе для его регулярной армии тысячу ружей…

Первое шифрованное известие Меншикова было тревожным. Посол сообщал, что Аббас‑Мирза нашел убийцу, который за пятьсот тысяч туманов (двадцать тысяч рублей серебром) взялся зарезать Ермолова и уже отправился в русские пределы. Узнав об этом, Ермолов иронично воскликнул:

– Никак не могу понять, чем я так не нравлюсь персидскому принцу!

Впрочем, Меншикова приняли в Тавризе с почестями. По приглашению шаха он должен был отправиться далее в летнюю шахскую резиденцию Султанию, как ранее и Ермолов. По дороге туда его неожиданно обогнал Аббас‑Мирза, спешивший предупредить отца о коварном русском посланнике. Навстречу Меншикову шагали персидские войска. Будучи опытным генералом, Меншиков все отлично понимал. Но