с Фреге в ФА, а потом разгромная, в сущности, рецензия Фреге на ФА. Дело для многих авторов и на долгое время выглядело так: значение ранней работы Гуссерля как бы перечеркнуто критикой великого Фреге; что бы основатель феноменологии ни писал впоследствии, ФА недостойна прочтения. Её и не читали…

Во второй половине XX века положение стало меняться. Авторитетные исследователи, правда, зафиксировали такое долгое время господствовавшее мнение: «Большинство логиков, – писал в 1981 году исследователь ранней феноменологии Р. Шмит, – защищает тот взгляд, что Гуссерль, в отличие от Фреге, не оказал никакого решающего влияния на логику (ср. Evert W. Beth, The Foundation of Mathematik, Amsterdam. S. 353) и что оно ограничивается подчеркиванием заслуг Гуссерля в логической семантике или в выдвижении идеи логической грамматики. Понятие семантической категории, впервые введенное в логику Лесневским, восходит к Гуссерлю… Историки логики воздают должное Гуссерлю – как и Больцано, и Фреге – за его борьбу против психологизма и преодоление его» (R. Schmit, 1981. S. 14 – курсив мой. – Н. М.).[221]

Значит, частные заслуги Гуссерля как логика в XX веке постепенно признавались специалистами, хотя незыблемым был и остается тот факт, что в формальной, в математической логике они несопоставимы с вкладом Фреге. Кстати, тот факт, что Гуссерль написал (опубликованные много позже в «Гуссерлиане») тексты по логической семантике, мало известен – а он первостепенно важен. Ведь получается, что необходимость появления логической семантики Гуссерль тоже почувствовал… задолго до её рождения!

Но мы разбираем здесь вопрос о том, сколь несправедливым было долгое замалчивание ФА, и здесь отмечаем, что отчасти оно произошло из-за влияния Фреге и формальных логиков и вопреки тому решающему обстоятельству, что в ФА ни в коей мере не ставилась цель развивать формальную логику! И вызвавшее негодование со стороны Фреге стремление использовать тот материал, который Гуссерль и его современники (как мы показали и ещё покажем, часто неточно) назвал психологическим, не имело никакого отношения к спорам об обосновании формальной логики…

Считаю, что из-за ряда обстоятельств (относящихся и к нечеткости, непроясненности формул, выводов ФА, но также и к несомненной глухоте Фреге к проблемам иных наук, к измерениям анализа, проектов) случились серьёзные исторические недоразумения и в научных взаимоотношениях двух ученых, и в их оценках, особенно в логике (одного, Фреге, уже тогда будто бы признанного выдающимся, и другого, Гуссерля, только двигавшегося к великим научным открытиям). Это недоразумение не оказало, впрочем никакого влияния на славу великого Фреге (наоборот, прибавило к его биографии ещё одну маленькую победу – над ранним Гуссерлем!). А вот репутации работы раннего Гуссерля оно существенно повредило.

Заключение II

К вопросу о соотношении логического, философского и психологического подходов в «Философии арифметики»

Логические споры – до «психологизма»

С проблематикой, очерченной заголовком, мы то и дело встречались при конкретном текстологическом анализе ФА – соответственно тому, что она находилась в орбите постоянного внимания начинающего автора и в этом произведении, и в ряде других ранних работ Гуссерля. Эта тема привлекала определенное внимание философского, шире – гуманитарного сообщества в последние десятилетия XIX века. А к тому времени, которое мы исследуем, ею – что мы видим на примере Гуссерля – увлеклись и представители «точных», а именно математических наук.

Главное осложняющее историческое обстоятельство состояло в том, что на протяжении целых десятилетий развития гуссерлианства вопрос об отношении философских исследований, сопряженных с математикой, и составных элементов того сложного комплекса научных изысканий, который (по ряду исторических причин – в неточных, как будет показано, формулировках современников Гуссерля и его самого) проходил как бы по ведомству психологии, оставался коренным для истории гуссерлианской феноменологии и в то же время оказался, после публикации ЛИ – в виде проблематики «психологизма» – одним из самых спорных в наследии Гуссерля.

Тема психологизма объективно очень сложна. Но она приобрела просто-таки неприлично запутанный и ретроградный вид в российской литературе вопроса, тогда как в западных гуссерлеведческих (и более широкого плана) исследованиях последних десятилетий вопросы об опоре на психологию, а затем и о более позднем споре психологистов и антипсихологистов уже подвергнуты тщательному корректирующему научному анализу (у нас по большей части неизвестному).

Уже с самого начала этой моей книги я включилась в полемику с неприемлемыми для меня подходами к обсуждаемым темам, которые имели и до сих пор имеют хождение в зарубежной и особенно в отечественной философии.

В целом ряде книг и статей, что уже отмечалось, запечатлена эта ходячая точка зрения: считается, что в ФА Гуссерль по вопросу о природе логики, логических (и математических) понятий защищал «психологистическую» позицию, которую он отбросил и даже осудил в ЛИ. Целостно и подробно обсуждать проблематику психологизма и в её рождении, и в её содержании, и с точки зрения участия в её постановке и решении Эдмунда Гуссерля я наметила во второй книге этой моей работы. И сделала так прежде всего по веской исторической причине, которую и здесь следует (но очень кратко) охарактеризовать в первую очередь – соответственно такому непреложному историческому факту: тема психологизма и острые споры вокруг соответствующих проблем относятся к несколько более позднему историческому периоду, чем написанные и первые, впрочем, немногочисленные обсуждения опубликованной в 1891 году «Философии арифметики».

В период создания и публикации ФА проблематика «психологизма» в собственном смысле этого термина ещё не существовала, не разбиралась в соответствующем дискурсе – ни в психологии, ни в логике, ни в философии. Её “время”, как сказано, – более позднее, приблизительно вторая, а не первая половина 90-х годов XIX века. Хотя сказанное отражает ряд подтвержденных к настоящему времени исторических фактов из истории мысли XIX века, освещение споров о психологизме в XX веке долгое время строилось на недостоверной, искаженной исторической основе, где многое было перепутано, не точно исследовано, а потому выступило в виде штампов, кочевавших из работы в работу. Подробное доказательство этого, как отмечалось, станет одним из основных тем и проблем в готовящейся к печати второй книге этого моего сочинения. Впоследствии осуществленное искажение исторической оптики, состояло в том, что плохо осведомленным людям показалось – и они стали утверждать, что спор «психологизма» и «антипсихологизма» возник уже в первой половине 90-х годов. И в частности, ранний спор Гуссерля с Фреге и ответную полемику выдающегося логика с автором ФА – из-за этой исторической аберрации – post festum подверстали к борьбе вокруг темы психологизма.

Вот почему было необходимо, уже здесь, в первой книге, в частности, документально разобраться и в том, о чем,