Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, пусть пытается, если есть охота.
Дружинник довел гоблина до длинной низкой хибары, откуда остро пахнуло травами и сухим теплом, пихнул дощатую дверь и кивнул внутрь.
- Здесь наш знахарь. А я вот... долги — дело чести, не так ли?
Он выудил из-за ремня приятно звякнувший кошелек.
- Семь тыщ семьсот дроблей в уссурских монетах, по нынешнему курсу.
- Вроде ж кнез с утра говорил, что по семьдесят?
- Дык, курс скачет, что твой архар. Опять какой-то столичный меняла не сбыл валютную выручку...
Хастред со всем возможным уважением принял кошелек.
- А как вы тут курс узнаете, вдали от мира?
- Поживи с мое, - вздохнул Иохим устало. - Начнешь жопой чуять. Навроде ревматизьму, по которому дождь предсказывают.
Что ж, подумал Хастред потрясенно, бывают на свете таланты и умения удивительной ненужности. Не хотелось бы самому таким обзавестись! Ведь мало того что наблюдать, как твои сбережения обесцениваются, весьма печально и удручающе, так еще и не поспишь толком, то и дело до потолка подпрыгивая от очередного осознания...
- Да шучу я, - буркнул дружинник, прерывая его размышления. - Приказчик наш часа полтора тому вернулся из города, с новыми списками цен и сводками курсов.
- И его по пути разбойники не обеспокоили?
- Так говорил же тебе его светлость, что наших трогать разбойники остерегаются.
- А если б эти, тиуновы, не сами собой ехали, а присев на хвост тому же приказчику?
Иохим моргнул — и отвел взгляд, вроде как небрежно, но Хастред почуял, что попал куда-то, куда стоило, хотя и не понял — зачем именно. Кнежий муж пожал плечами — мол, не проверишь, не узнаешь. Крикнул в дверной проем:
- Эй, старый! Займись воином.
И решительно вышел из неудобного разговора, направившись в сторону своего отряда, что мыкался у кордегардии, подгоняя доспехи и развешивая по поясам оружие.
- Интереееесно, - проворчал ему вслед Хастред, прикидывая варианты. Если бы боярин Феодул со своей компанией присоединился к местному неприкосновенному приказчику, на них могли бы напасть точно так же, и тогда кнез принял бы обиду на личный счет; лично ему, Хастреду, от этого были бы сплошные выгоды, потому что не приходилось бы записываться в карательную операцию едва ли не острием атаки. Могли бы с Чумпом и в сокровищницу за скрижалью слазить, пока служивые справедливость восстанавливают. Либо же бандиты пропустили бы до кучи всю кавалькаду, что опять же облегчило бы его участь и избавило от необходимости сражаться с ограми и разбойниками. Как-то так некрасиво получилось, что поспешание боярина вылилось в чрезмерную суету именно для гоблинов. Пожалуй, стоило бы из этого сделать выводы, когда более очевидные проблемы будут благополучно урегулированы.
- Чем помочь тебе, юноша? - дребезжащим голосом вопросили из хижины. Хастред пригнулся, чтоб притолока не мешала заглянуть в дверной проем, и увидел в глубине хижины очень маленького старичка в долгополой рясе. Настолько маленького, что сперва заподозрил гномьи корни... но нет, показалось, старичок был нормальный хумансовый, просто, видать, с детства хронически недокормленный.
- Руку вот малость порезал, - признался книжник, демонстрируя располосованное предплечье.
Старичок близоруко прищурился, видимо не разглядел, так что махнул приглашающе.
- Заходи, присядь. Сейчас сделаем.
Хастред вошел, поднырнув под притолоку, и плюхнулся на лавку возле длинного стола, избежав таким образом битья головой о потолочные балки. Перчатки он стянул с рук и бросил на стол. На правой, непорезанной руке набухали гроздья густых кровоподтеков от намотанной на руку цепи... даже сейчас, сидя тверже некуда, гоблин вынужден был приложить усилия, чтобы придержать желудок на месте при одном воспоминании о бездне под ногами.
Старичок подковылял, цапнул порезанную руку, деловито ее ощупал. Хастред только теперь заметил, что со зрением у знахаря совсем неладно — один глаз полностью затянут белесой катарактой, а второй хоть и щурится, но куда-то в сторону, вовсе не пытаясь оказать хозяину содействие. Впрочем, тот и так обходился.
Шажок в сторону, шажок обратно — в руках у старичка появилась солидная баклажка, оплетенная прутьями. Плеснул из горлышка на клочок мха, пришлепнул к порезу — на миг Хастред света не взвидел, но лечебные процедуры были ему не в новинку, так что только содержательно крякнул в сторону и, воспользовавшись случаем, перехватил свободной рукой баклажку, отставленную знахарем на стол. Принюхался к горлышку. Вяжущий, слегка терпкий аромат и вожделенная мощь чистого брожения.
- Рябина? - поинтересовался книжник с искренним интересом полусостоявшегося чего-то-там-вара.
- Боярышник, - откликнулся старичок рассеяно. - Не балуй, помрешь.
- В среде сплошного добра яды не выживают, - назидательно объявил Хастред и таки хлебнул из горлышка. Напиток легко скользнул внутрь, прокатился прохладным глотком по рту, провалился в горло... и вот тут бабахнул с такой силой, словно гоблин опять на спор сожрал запущенный благоверной огненный шар. Ничего смешного или особо глупого, просто доказывал, что огонь без воздуха не горит. Кто ж тогда знал, что огненные маги высокого уровня безо всякого умысла создают всем огням огонь, способный гореть даже под водой! Потом две недели отпивался холодным молоком и жрал бальзам от ожогов, за немалые деньги купленный у случайно подвернувшейся недодруидки.
- Я про яды и не говорю, - миролюбиво сообщил откуда-то из-за рубежа огненного мира старичок. - Помрешь потому, что башка откажет, будешь вставать — ноги заплетутся и на свой же меч напорешься.
- У мня топ...пор, - выпыхтел Хастред, силясь втянуть опаленной глоткой воздух и не чувствуя, получается ли. Из глаз брызнули слезы, да не какие-то сиротские капельки, а два мощных бурных потока, по каким впору запускать товарные суда в близлежащие страны. Зато волна очищающего жара прокатилась по всему телу, выжигая затаившихся боязливых мурашек, от которых давно не терпелось избавиться. - На шпине. Бежопашно.
- Тогда твое здоровье, - легко поддался знахарь. - Авось выдюжишь, раз уж сразу с ума не спрыгнул. На-ка вот, закуси.
В ладонь гоблину скользнуло что-то круглое и прохладное, вроде луковички или редиски какой-то. Недолго думая, Хастред запулил добычу в рот и с хрустом разжевал. Сок разлился по обожженному языку и принес с собой