статуя, - старичок махнул рукой. - Напугал тараканами, у меня ж тут санитария. Это сверчок ведь, только грибами украшенный. Кнез самолично принес пару недель как, выспрошал, нет ли какого медицинского способа окаменение снять — припарки там, может зелье какое. Каменелый, говорит, не каменный, должен быть способ обернуть. Оставил мне, велел ежели чего в голову придет — на нем испытывать и о результатах докладывать.

- И как, пришло?

- Я кто тебе, магус хитроумный? Живых-то только потому и умею пользовать, что с малых лет они на каждом шагу хворают, на ошибках бы и дурак насобачился. Отравление или там рука сломанная, или лихорадка, или живот распоротый — это ко мне, но учиненное магией я вовсе не знаю как исправлять. Поставил вон на видном месте, пусть стоит, каши не просит, и кнез, слава богам, на эту тему более не заговаривал.

- А более ничего странного не заносил кнез?

Знахарь внезапно насупился.

- Чего тебе, парнишка, надо-то? Ежели у тебя какие вопросы по кнезовым деяниям, так ты поди его самого спроси, он тут неподалеку. А мое дело маленькое — раны шить, кости вправлять, выдавать порошки от разного нездоровья.

Хастред подавил сокрушенный вздох.

- В иных краях и, главное, в иных временах так бы и сделал. К ярлам, бывало, заходил, с ноги двери выставив и громогласно к ответу призывая. А ноне все переменилось, ответов с вертикали власти испрошать не моги, словно старомодный эльфийский этикет натянули на местного болотного тролля.

Старичок выслушал сей крик души, кивнул с оттенком сочувствия и отвернулся, всем своим видом демонстрируя, что на провокации не поддается и в разговоры не втягивается. Бутыль с пойлом так и осталась на столе, и Хастред машинально ее сгрябчил и сокрыл за своей обширной персоной — как трофей и, в перспективе, как основу будущего благоденствия.

- Один последний вопрос, отец. А давно ли тут кнез Габриил?

- Недавно, - проскрипел знахарь неохотно. - Я-то тут с самого основания сего острога, тут девять кнезов поменялось — иные про-боковинские, иные про-уссурские, в большинстве же подсебяшные. Нынешний, как водится, из Уссуры откуда-то прибыл, когда тут распри уже разгорались, а войны еще не было, вырезал прежнего кнеза, ярлык на кнежение справил где-то в стольных городах. Ежели вызнать пытаешься, что за силы за ним стоят...

- Да на силы-то мне плевать, - проворчал Хастред искренне. - Далекие покровители в моменте стоят недорого. Мне скорее интересно понять, хорош ли сей кнез, будет ли от него более правильного, нежели скверного. Стоит ли ему подпевать, или дешевле сразу на лыжи прыгнуть. Покамест так складывается, что праведным его не назвать.

Знахарь обернулся, смерил оратора единственным рабочим глазом с удивлением.

- Он кнез, а не поп, чтоб судить о праведности. А говоря о том, что от него будет — так ведь не постигнешь, покуда до конца не догнет свою линию. Ты вот, по расспросам твоим судя, не то дурак дураком, не то записной прощелыга, душегуб и возмутитель спокойствия, а вот гляньте, радеешь за правильность. То бишь, к благой цели странными дорогами... Как же других судить берешься только по тому краешку, что сумел рассмотреть?

Определенно, в словах его была мудрость немало пожившего созерцателя, и Хастред даже не обиделся на возмутителя спокойствия — со времен знаменитого гоблорда Бингхама, носившего сей титул с гордостью и лихостью, у гоблинов такое обзывательство как знак качества — а вот определение «прощелыга» его крепко задело.

- Да уж насмотрелся я этих краешков! Иного достанет сделать выводы, - рыкнул он и, понизив голос, добавил кляузу: - Держать чудищ в подвалах и людей им скармливать...

- Откуда, говоришь, родом ты, из какой такой страны, где розовые пони пасутся? - уточнил знахарь раздраженно. - Прошлый кнез уж точно не держал никаких чудищ. Тех, кто ему не нравился, он на колья сажал — вон там, вдоль тропки, что к задним воротам ведет, дюжина кольев стояла, спать под вопли да стенания то еще было удовольствие. У одного из прошлых кнезов сидел на цепи медвед, которого он порой спускал погоняться за челядью. А самый первый, которого помню, был мягок и премил в обращении, всем улыбался и подмигивал, для наказания держал всего лишь розги... Когда за драки судил, грозил перстом и вразумлял, что жизни драгоценны, отеческие затрещины отвешивал, после всегда давал моченого яблочка или какой другой гостинец. Двери нараспашку держал, краж не опасался. Кончил жизнь на костре, как чернокнижник и пособник некромантов, и в рабочем логове его там, в лесу, нашли десятки людей, на которых он магию свою репетировал — скрученных да скукоженных, на людей непохожих уже.

Старичок поднес к носу гоблина сморщенный узловатый указательный палец.

- Власть есть власть, со всеми ее атрибутами, включая и перегибы. Легко мнить, что ты бы на месте кнеза так не делал, покуда ты не на его месте.

- У нас не так, - огрызнулся Хастред. - У нас старшему, конечно, лучший кусок, но ежели заигрывается, то всякий может зайти с улицы и предъявить, потому как ценится не стул, на который ты жопу возложил, а правота и способность ее отстоять.

- То-то вы, зеленые, вовсю миром правите.

Вот тут знахарь попал в точку. Гоблины в далеком прошлом неоднократно делали попытки выйти за пределы своих исконных земель — порой из побуждений хулиганских, раз было на спор между двумя маркграфами, кто больше земель подомнет, однажды по большой любви, но в основном, конечно, по пьяни. Захватить-то дело несложное, удержать было уже сложнее, но тоже решаемо; а вот с чем упорно не ладилось, так это с ассимиляцией. Как бы гоблины ни пытались привить свою расхристанную социальную недосистему, где от каждого по способностям и каждому по мордасам, хумансы под нее не гнулись и, стоило отвернуться, сформировывали свое классовое общество — с деятельной и предприимчивой верхушкой, могучими, но полностью инертными низами и уникальной, только их виду свойственной прослойкой-изолятором из так называемых чиновников, единственным назначением которой во все времена было полное гашение сообщения между двумя первыми подгруппами. На форуме в Хундертауэре один из видных гоблинских мудрецов (хехе, бывает и такое — как правило, не более одного на поколение, принимающие друг у друга переходящее знамя проводника идей гоблинизма) предположил, что подобное устройство — предохранительный механизм, вложенный в саму природу хумансов Создателем, дабы эффективно душить прекрасные порывы и дать этой новой поросли шанс избежать