Тут Челубеева зло взяло, вскипел его возмущенный разум. Девяносто шестой год, личный состав четвертый месяц довольствие не получает, что о заключенных говорить? Те, у кого с воли «дачки», еще кое-как, а неудельные с голоду пухнут. Голодные обмороки во время поверки. «Иванов!» – кричит проверяющий, а Иванов, вместо того чтоб вперед выйти, вниз падает. И педикулез, и дистрофия – страшно вспоминать. А эти, вместо того чтобы пожрать чего привезти, духовной пищей собираются зэков насытить? Ну что ж, попробуйте!

– И когда вы собираетесь это делать?

– Сейчас.

– Отлично! Есть у меня контингентик, который очень в этом нуждается. БУР – барак усиленного режима. Они что там недавно учудили: товарища своего, сокамерника, стержнем шариковой ручки через глаз умертвили, горло ниткой перерезали и крови его по полкружки выпили. Зачем? «Витаминов не хватает». А вы им духовности на закуску!

Присочинил, но не сильно – отморозки в БУРе сидели такие, что мороз по коже. Два монашеских трупа Челубееву были не нужны, поэтому строго-настрого своим наказал: если что – немедленно вмешаться. Запустили черноризников к полосатикам, а сами за железной дверью заспорили – сколько они там продержатся: пять минут или десять. Спорили, между прочим, Генка Шалаумов и Колька Нехорошев, – разве мог тогда подумать…

Через полтора часа в дверь громко постучал вор в законе Вася-грузин, который своим авторитетом порядок в БУРе удерживал.

– Пускай уходат и болше не прыходат! Ныкогда!

Сильно взволнован был Вася, но и у духовных кормильцев вид был аховый. Один – белый, другой – красный, и у обоих в глазах – легкое безумие. Но понял тогда Челубеев – эти всерьез и надолго. И не ошибся.

– Дядя Марат, ну дядя Марат! – напомнила о себе Юля. – Ну что, я их пускаю?

– Ну, пускай, – пожал плечами Челубеев, пребывая в непривычной для себя растерянности.

Юля скрылась за дверью, но тут же вновь появилась.

– Дядя Марат, дядя Марат!

– Ну что еще?

– Спросите их про конец света! – взволнованно пискнула Юля и исчезла, хлопнув дверью.

«Какой конец света? Почему конец света?» – растерянно подумал Челубеев.

Светлана Васильевна Челубеева, Людмила Васильевна Шалаумова и Наталья Васильевна Нехорошева, хотя и имели одинаковые отчества, ни в малейшем родстве не состояли, зато подругами были такими, что, когда ни глянешь, всегда вместе, всегда рядом, всегда втроем – это и давало основание тем, кто их знал, называть женщин сестрами, тремя сестрами – называть по-доброму, хотя, возможно, иногда и не без ехидства.

Но Светлану Васильевну, Людмилу Васильевну и Наталью Васильевну мало интересовало чужое мнение, так как нрава они были независимого и цену себе знали. Они и сами нередко называли себя тремя сестрами – шутя, а иногда почти серьезно. Со стороны трудно было понять, что заставляет этих совершенно разных женщин упирать на свое мнимое родство, вплоть до того, что однажды, еще в прежние годы жизни и работы в «Пионерке», где частенько практиковались коллективные выезды на природу, вышли втроем из-за кустов для переодевания на небольшой речной пляжик пред удивленные очи товарищей по работе в совершенно одинаковых оранжевых купальниках. Притом (приходится повторяться), что были они нисколько одна на другую не похожи. Светлана Васильевна родилась блондинкой, но не скрывала, что красится, Людмила Васильевна, шатенка, клялась, что ее волосы не знают краски, Наталья Васильевна же ничего не скрывала и не утверждала: ее маленькая, с короткой стрижкой вытянутая вверх головка была цвета хорошо легированной, с легким синеватым отливом стали. Телом женщины также разнились: Светлана Васильевна была среднего роста и телосложения, хотя в последнее время склонялась к полноте, Людмила Васильевна – природная пышка, а Наталья же Васильевна за ее довольно-таки высокий рост и прямизну стана, еще с тех пор, когда работала в школе учителем физкультуры, прозывалась Спицей, почему, кстати, и муж ее, Николай Михайлович Нехорошев, сделался Спицыным. И образовательный, так сказать, ценз у женщин разнился: Светлана Васильевна не получила высшего образования – как влюбилась на студенческих каникулах в курсанта военного училища Марата Челубеева, так и бросила истфак престижного Ленинградского университета; Людмила Васильевна трижды поступала в театральный институт в Москве, но в результате закончила Саратовское культпросветучилище по специальности «организатор массовых культурных мероприятий», а Наталья Васильевна поступила с первого раза и закончила с красным дипломом Днепродзержинский институт физкультуры. У Светланы Васильевны было двое детей, они выросли и учились в Москве, у Людмилы Васильевны дочь – школьница, Наталья Васильевна же оставалась бездетной, хотя и была замужем вторым браком.

Нет, конечно же, никто вокруг не задавался вопросом, что объединяет этих столь разных женщин, ну три сестры и три сестры, прозвище как прозвище, бывают и похуже. Однако сами Светлана Васильевна, Людмила Васильевна и Наталья Васильевна такой вопрос время от времени себе задавали, и однажды в тесном женском застолье с бутылочкой шампанского, подаренного кем-то из мужчин по случаю Восьмого марта, как ни странно, не Светлана Васильевна, которая, несомненно, являлась душой компании и если не старшей (Светлана Васильевна не была старшей по возрасту), то, если так можно выразиться, главной из всех трех сестер, одним словом – Хозяйкой, и не отличающаяся неуемной словоохотливостью всегда восторженная Людмила Васильевна, а молчаливая и сдержанная Наталья Васильевна подняла вдруг чайную чашку, наполненную шампанским, и, зарозовев от возбуждения щечками, воскликнула:

– Девочки, я знаю, что нас объединяет!

Светлана Васильевна и Людмила Васильевна так и замерли в ожидании. У них тоже розовели щечки, глаза горели милым хмельным огоньком и губки от нетерпения вздрагивали. Они вдруг почувствовали, что их лучшая подруга и названная сестра объяснит наконец то, что сами не могли до сих пор никак объяснить.

– Нас объединяет любовь к жизни!

Это было так неожиданно, так точно и так уместно, что, вместо того чтобы за это чокнуться (чокнулись потом), Светлана Васильевна вдруг обняла подругу и поцеловала в щеку, а Людмила Васильевна даже не удержала слез.

Это была правда. Всегда и во всем эти, двадцать лет назад молодые, а теперь уже зрелые женщины – будь то работа, субботник или воскресник, да тот же выезд на природу – были первыми, и все делали легко, радостно, с шуткой, улыбкой, а нередко и с песней.

Надеемся, позволительно будет здесь вспомнить тех, без кого эти милые дамы не получили бы свое забавное прозвище – заглавных героинь бессмертной пьесы великого русского писателя и драматурга – наших первых и главных трех сестер. По праву считая себя женщинами культурными, Светлана Васильевна, Людмила Васильевна и Наталья Васильевна не пытались своим литературным прототипам подражать, никогда не поминали в беседах чеховских героинь, более того, они, кажется, не знали или не помнили, как их зовут. Разве что трижды поступавшая в ГИТИС Людмила Васильевна, напрягшись, могла вспомнить Ольгу, или Ирину, или Машу, но вряд ли всех троих. Однако так ли это важно? Гораздо более важным представляется другое. Почему все-таки три сестры, а, скажем, не три девицы под окном, не три, извините, поросенка – ведь и так могли назвать!