Рожер Пуч наставил на него палец. Вены у него на шее и на висках вздулись и пульсировали, как и в тот день на верфях, когда он оскорбил мальчика Уго. «Как он меня назвал? – вспоминал тот. – Нищеброд! Да, именно этим словом: нищеброд».

– Взять его!

Парня схватили за руки.

– В темницу!

Вот и все, что он успел услышать, когда его выволакивали из зала.

– Вы не имеете права! Я свободный человек!

Солдат ударил его по лицу, и Уго замолчал.

– Лучше бы ты его убил, – проворчала Катерина, принесшая в темницу миску ольи и кувшин вина.

Темницей была каморка в подвале дворца, с крепкой деревянной дверью и без окон, с вделанным в стену железным кольцом и проржавевшими цепями, которые обхватывали щиколотки пленника.

– Да он помирал прямо на дороге, – ответил Уго. Он принял миску с похлебкой из рук рабыни и уселся на влажную землю утолить голод. – Он почти и не дышал, – добавил виночерпий после первой ложки.

– Но лучше бы ты убедился, что он не оживет.

– Он наверняка умер! – заверил Уго с набитым ртом. – Катерина, это была уже агония. Если кто-нибудь потом и остановился рядом с ним, то только для того, чтобы ограбить.

– Да услышит тебя Господь, – вздохнула русская.

Уго присмотрелся к Катерине. Отсутствие Матео вдохнуло в нее жизнь, глаза блестели, а бледная кожа порозовела – как раньше, в юности.

– Да услышит меня Господь, – повторил Уго вслед за ней, хотя и сам ужасно боялся, как бы одноглазый вдруг не вернулся в Барселону.

После долгих лет притворства Уго наконец перестал скрываться. Рожер Пуч, по-видимому, не сильно расстроился из-за смерти слуги на большой дороге. Что по-настоящему взбесило графа, так это неповиновение, и вот Уго уже трое суток сидит в застенке. А как бы повел себя Рожер, если бы узнал, что Уго – тот самый мальчишка с королевской верфи? И все-таки Уго был уверен, что его скоро освободят. Они ведь не в глуши, не в отдаленных владениях графа, где тот волен творить что пожелает. Они в Барселоне! Его вытащат городские советники. По крайней мере, Уго в это верил. В конце концов, он ведь известный виноторговец, виночерпий при дворе и полноправный гражданин. Уго попросил Катерину рассказать в городе о положении, в котором он оказался. Русская задрожала и побледнела. Он понял ее без слов. «Забудь, не нужно ничего делать». В первый же раз, когда в темницу пропустили Мерсе, Уго и ее попросил о помощи. Мерсе согласилась, но отец сразу заметил, что девушка держится как-то скованно, подбирает слова и отводит взгляд.

– Дочка, я не хочу тебя принуждать.

Уго был уже готов освободить Мерсе от ее обещания.

– Вы мой отец. Как я могу не помочь?

Уго напряженно ждал, что Мерсе добавит что-то еще, – она только вперила глаза в пол. Было очевидно, что девушка не хочет перечить графу и Рехине. Уго вспомнил, какой радостью светилось лицо Мерсе, когда она в доме Барчи рассказывала про новую жизнь, которая начнется, как только граф Уржельский взойдет на престол: Рехину произведут в баронессы, а это сулит новые выгоды и для нее, для самой Мерсе.

– Ты не хочешь ссориться с графом, ведь правда? – спросил отец. Мерсе не осмелилась ответить: мечты ее вступили в противоречие с дочерней любовью. – Доченька, не я ведь начал эту историю с графами и шпионами, я всего-навсего простой виночерпий.

– Батюшка, на кон поставлено слишком многое, – прошептала Мерсе, так и не подняв глаз.

– Это опасно, – предупредил Уго.

– Говорят… Я слышала, что по-настоящему опасно будет, если королевство попадет в плохие руки.

– Плохие руки? Да ведь все, кто претендует на трон, – знатные сеньоры, все так или иначе связаны кровными узами со старыми королями.

– Единственный, кто имеет право на трон, – это Хайме Арагонский, граф Уржельский. Только он и может быть королем.

Мерсе подняла голову, но по-прежнему избегала отцовского взгляда. Уго понял, что девушка повторяет многажды слышанные чужие речи, и решил больше не настаивать.

– Граф мог бы отыскать и других, кто согласится на него шпионить…

Уго пытался увести разговор в сторону, но его отговорки только придавали Мерсе храбрости.

– Батюшка, так вы и не один, – перебила она. – Многие шпионят на графа Уржельского, и многие шпионят на других претендентов. Но граф заинтересован в вас, ведь вы разбираетесь в вине, а это позволяет вам путешествовать, не возбуждая подозрений.

Дочь и отец замолчали. Уго показалось, что он слышит чье-то дыхание за деревянной дверью, и он решил, что это наверняка Рехина.

Уго принял решение:

– Не сообщай властям Барселоны о том, как граф обошелся со мной.

– Но тогда вы…

– Я поеду.

Мерсе крепко его обняла, и Уго почувствовал, что дочь уже оставила детство позади: ее груди, лишь отчасти прикрытые одеждой, которую подобрала для падчерицы Рехина, успели налиться с того дня, когда он в последний раз обращал на них внимание. Уго отстранился от дочери, ему стало неловко. Подсчитал в уме ее возраст – выходило около пятнадцати лет. Да. Она больше не девочка, а созревшая девушка с хорошо очерченными крутыми бедрами, с уже сформировавшимся приятным очерком лица: полные губы, прямой нос, высокий лоб, карие глаза, каштановые волосы. «Кого-то она сильно напоминает», – пронеслось у него в голове. Да, это лицо навевало особые воспоминания, но о ком – Уго понять не мог.

– Когда вы скажете его светлости? – спросила Мерсе, едва скрывая свое нетерпение убраться из застенка, – наверное, чтобы поскорее сообщить, что батюшка покорился велениям графа.

«Ну какая разница, когда я скажу, – подумалось виночерпию. – Любой момент будет одинаково плох для унижения перед этим подонком». Вместо ответа он подвигал ногами, и цепи на его щиколотках отозвались громким звоном.

– Ой, ну конечно, – опомнилась девушка. – Батюшка, вы не беспокойтесь. Я сама позабочусь, чтобы вас как можно скорее отвели к его светлости.

И действительно, двое солдат тотчас же освободили Уго от кандалов и повели к двери. На пороге к караулу присоединилась и Рехина: женщина грозно сверкнула глазами, упрекая Мерсе за что-то такое, чего Уго знать не мог. Рехина взяла девушку под руку. Все вместе они прошествовали к дверям того же зала, откуда Уго уводили в темницу. Женщины переговорили с Эстеве, тот вошел в зал, вернулся и пропустил всех внутрь.

Граф его ждал. Графиня тоже. Казалось, весь графский двор в этом зале дожидался его возвращения. Рехина провела супруга в центр и оставила стоять в одиночестве – снова