– Товарищи, айда на второй заход! – воззвал он. Но женщины уже рухнули без сил на свою поклажу, протяжными стонами извещая о невозможности каких бы то ни было шевелений.

Прошло полтора часа, прежде чем они наконец перетащили все вещи от мостика. Грузовика там не уже было, равно как и бочки с бензином, оставшейся в кузове. Усталые, но гордые, они присели на опушке. Было уже начало шестого. Вдруг подполковник, видимо соскучившись, зычно скомандовал построение. Никто не отреагировал, и он по-стариковски рассвирепел. Разгорелся скандал. Вскоре побежденный старик сидел уже на чьем-то чемодане, тиская левую сторону груди под своей старой шинелью. Женщины виновато кудахтали вокруг.

– Мы находимся вот здесь, – ткнул он в карту дрожащим пальцем, – наша основная задача – отрыть полный окоп вот по этой линии. То есть вдоль кромки леса, от оврага и до реки.

– А сколько отсюда до реки?

– Восемьсот метров.

Грушевский заржал.

– И вы рассчитывали сделать эту работу за неделю? – вежливо поинтересовался Слепко.

– Они требовали за два дня! Я доказывал… Предполагалось, что в вашем учреждении служат, по меньшей мере, сто человек!

– Извините, пожалуйста, товарищ подполковник, а как вас зовут? – спросила Галя.

– В армии…

– Мы ведь не в армии все-таки.

– Александр Сергеич.

– Пушкин?

– Нет, Голавлев.

– Тоже литературная фамилия, – подмигнул все еще разозленный Федор Лукич. – Кстати, Александр Сергеич, вы, судя по петлицам, кавалерист?

– Служил в кавалерии. Всю империалистическую и гражданку прошел, потом в Польше. Демобилизован в двадцать пятом. Вот, опять призвали.

– А в промежутке, что делали?

– Директором работал, в пятом ФЗУ. Одновременно географию там преподавал.

– В картах, значит, разбираетесь?

– Брось, Грушевский, как тебе не стыдно!

– Хорошо, но позвольте, все-таки, вопрос? Я, может, в военном деле профан, но зачем рыть окоп здесь, за оврагом, а не там, у шоссе? Не говоря уже…

– Парень, ты знаешь такое волшебное слово «приказ»?

– Вот с этими вашими волшебствами мы и… – Грушевский осекся и отошел.

– Товарищи, – хлопнул ладонью по колену Голавлев. Сегодня мы с вами обязаны отрыть хотя бы сто метров!

– Товарищ подполковник, можно вас на минуточку? – позвал его в сторонку Евгений Семенович. Через пять минут они вернулись. Подполковник хмурился.

– Шесть человек устанавливают палатки, запасают дрова и готовят ужин, объявил Слепко, – вы, вы, вы и вы двое, старший – Федор Лукич. Задача ясна? Остальным разобрать инструмент и рассредоточиться. Начнем от оврага. Товарищ подполковник, командуйте!

– Копать на глубину полутора метров, землю аккуратно класть валиком с южной стороны. Ширина – восемьдесят сантиметров. По два человека на каждые пять шагов. Вот с этого места, – он начал чертить бороздку острием мотыги. – Первая пара, вторая пара…

Евгений Семенович, Роза и Галя оказались последними. Лопаты выдали тупые, с плохо ошкуренными слишком длинными и толстыми черенками.

– Ну что же… – Слепко рывком вогнал лезвие в дерн. Он вырезал трехметровую полосу, обозначив «свой» участок. Втроем они навалились и перевернули на стерню тяжелую ленту переплетенных корней. Дальше копать было легко – шел сухой песчаный грунт. Буквально за несколько минут они углубились по колено. На мягких ладонях директора института вскочили пузыри. В отличие от него, обе его компаньонки прихватили из дому перчатки. Евгений Семенович собирался уже снять носки и надеть их на руки, но пошел галечник, и лопату пришлось сменить на мотыгу. Роза обмотала ему ладони медицинским бинтом.

Было тепло и очень покойно, как бывает в самом начале осени ранними ясными вечерами. Ни души, ни движения, ни малейшего ветерка. Девушки сняли верхнюю одежду, а Слепко заодно и рубаху, оставшись в одной майке. Подошел Голавлев, похвалил.

– Все же, товарищ начальник института, попрошу вас прерваться на время и призвать к порядку отдельных ваших подчиненных.

– Что-то Володечка у нас совсем вразнос пошел, – усмехнулась Роза, беря мотыгу из рук Евгения Семеновича, – придется вам идти.

Соседний отрезок траншеи неторопливо углубляли две ученые дамы, при этом они живо дискутировали между собой. Обе занимались вопросами электроснабжения шахт, и у каждой из них имелась на сей счет особенная концепция. Они схлестнулись в бесконечном, глубоко аргументированном споре, не забывая шевелить лопатами. Слепко очень хотелось послушать, но подполковник возмущенно сипел над ухом, и пришлось идти дальше. У следующей пары дела обстояли хуже. Чахоточная девушка, кажется, из библиотеки, мучительно отковыривала маленькие кусочки дерна огромной ржавой лопатищей, которую ей и поднять-то едва было по силам. Ее напарница, та самая Вера Сергеевна, бессильно стояла рядом, опираясь на кайло как на костыль. Лицо у нее было серым, глаза и дряблые щеки – мокрыми. Требовать от них ударной работы было бесчеловечно. Впереди, у самого оврага, шумно резвились Грушевский и его девицы.

– Видите? – указал туда Голавлев.

– Погодите, я разберусь.

Слепко отобрал у библиотекарши лопату и мигом очистил участок от остатков дерна.

– Зоя… вас ведь Зоей кличут?

– Да, – прошептала та, зажмурившись, словно ожидая пощечины.

– Все хорошо, Зоенька, вот только вам нужно, что-нибудь надеть на руки. Вот если бы у вас были, какие-нибудь, перчатки…

– А у меня есть! – обрадовано вскричала Зоя. – Мама мне положила! Можно я их принесу? – глаза ее, круглые, почти без ресниц, лучились восторженным обожанием.

– Ну конечно, – ответил Слепко и двинулся дальше.

Следующие две пары продвинулись тоже очень незначительно, но на сей раз без уважительных причин. Там явно динамили. Слепко придал лицу побольше суровости и принялся молча жечь бездельниц глазами. Вся четверка – рядовые чертежницы в возрасте – тут же начала махать лопатами со сноровкой бывалых проходчиков.

– Гхм-м! – искренне удивился Голавлев, достал из портсигара папиросу, продул и закурил.

– К каждому нужен особый ключик, – объяснил ему Слепко.

На участке Грушевского над нетронутыми кочками сиротливо торчала воткнутая в землю лопата. Зато в кустах стояла уже палатка, под которую подстелили целую копну сена, так что дно ее вздымалось наподобие огромной перины. Изнутри доносилась подозрительная возня.

– А ну прекратить безобразие! Выйти всем немедленно! – гаркнул Евгений Семенович, стараясь туда не заглядывать.

– А то чего? – раздался из палатки дурашливый голос одной из девиц, окончательно, видимо, подпавшей под тлетворное влияние молодого циника.

– А того, что все вы будете с сегодняшнего дня уволены!