двух сторон - и в останках двухэтажек, служивших неплохим укрытием, и из-за пожарища садоводства, причём этих заметили не сразу, только после того, как заморские гости начали стрелять. Сразу отрядили в ту сторону команду, которая кинжальным огнём старалась не дать высунуть носа из-за стены едкого дыма, заставив тем самым натовцев искать обходной путь. Я, помогая своим, и сам переместился на этот фланг. Левое плечо почему-то сначала онемело, а затем начало дико жечь. Что-то горячее текло по лицу со лба, а правая штанина намокла от крови, но боли я не чувствовал. Вспышки выстрелов в темноте становились всё реже, интенсивность боя падала. Похоже, что натовцы, наконец, передумали с нами воевать, а может быть получили приказ отходить. Немного оглохший и ослепший, я продолжал стрелять и вдруг увидел далеко-далеко за тучами, почти у горизонта, яркую вспышку. Не на земле, а именно высоко в небе. Она была такой яркой, что никакие тучи не смогли её скрыть. Вслед за этим небо начало очищаться. Круг чистого ночного небосвода, появившийся на месте вспышки, очень быстро расширялся, разгоняя тучи, но, не доходя до нас, сила воздушной волны иссякла. Хотя нас всё же так тряхнуло, что мы от неожиданности попадали наземь. Уши заложило неприятным писком, от которого хотелось изрыгнуть наружу содержимое желудка, но мысль всё же пробилась в сознание. Высотный ядерный взрыв. Они хотят вызвать электромагнитный импульс и вывести из строя всю электронику в округе.

Я что-то пытался объяснить своим, но слова не лезли в глотку. Завалился к плите, чтобы поменять магазин, и разглядел на часах время - ровно одиннадцать часов. Сначала мне показалось, что просто разболелась голова и ещё сильнее в ушах запищало, от потери крови скорее всего, но затем вдруг осознал, что это звучит та самая труба смерти, что не давала мне покоя во сне. Рядом кто-то истошно орал: " Атомная тревога! Атомная тревога! Все вниз! " Я увидел перед собой взволнованное лицо брата. Он открывал рот в беззвучном крике, но внезапно будто вытащили из моих ушей пробку и сквозь переполненный громкими звуками поток я услышал его слова:

- Не ори ты! Все уже внутри! Пошли, ты ранен!!!

Он потащил меня, мучаясь от усилий. Всё-таки со снарягой и оружием килограммов сто десять. Засуетился рядом кто-то ещё, вроде Андрюха. Сознание моё потихоньку угасало, но я уловил его краешком приглушённые помехами крики, доносящиеся из радиостанции: " Не закрывайте дверь! Нам негде укрыться! Подождите! Целый батальон пацанов!!! " Подо мной поплыли двери, коридоры и помещения, кругом взволнованные лица, крики. Меня усадили на такой приятный и прохладный мраморный пол у медпункта. Как же кайфово после жары, что осталась позади, прикоснуться усталой окровавленной ладонью к этой прохладе. Так бы и сидел тут до скончания века... Но нет, тёплые женские руки принялись обрабатывать мои раны, а знакомый до боли, пропитанный любовью и заботой, женский голос причитал на ухо:

- Не шевелись, сыночка. Всё будет хорошо. Сейчас мы тебя перебинтуем.

Внезапно нахлынула яростная боль, накрывшая меня своей волной, но я смог собраться и сквозь ком в груди, не дававший говорить, произнёс онемевшими губами:

- Мам, я в порядке.

И почувствовал, что отключаюсь. Где-то как в тумане слышались крики и плач, топот ног и снова крики. Голос коменданта что-то громко говорил в мегафон. Вдруг всё вокруг, и пространство, и время, будто резко сдвинулось. Заходили ходуном стены и пол убежища, с потолка что-то посыпалось, но даже нарастающий гул не смог вырвать меня из пучины бессознательности. Уходя возможно в лучший из миров, я чётко понимал, что настала судная ночь, последняя ночь земли и её ядерный конец...