Медея упала на труп, горько зарыдала. Мрак опустил голову.По песчинке — это пройдут тысячи лет, пока мир станет заметно лучше. Но что дотого времени тем, кто чья жизнь длится пять-семь десятков лет?

И что тому, подумал он с горькой насмешкой, чья жизнь длитсялишь до первого снега! А снег, судя по всему, выпадет сегодня ночью.

Медея медленно расжала руки, поднялось. Ее всегда розовоелицо было смертельно бледным, в темных глазах появилась непонятная решимость.

— Ты велел остаться, — сказала она тихо, голос еепрерывался, — и я осталась... Но сейчас ты не можешь это велеть!

Голос ее стал тверже. Одна из поляниц воскликнулапредостерегающе:

— Царица!

В руке Медеи блеснул нож с длинным узким лезвием. Еестрадальческие глаза не отрывались от Гонты:

— Но сейчас ты молчишь... И я иду за тобой!

Поляницы бросились вперед, но узкое лезвие уже с силойударило под левую грудь. Медея закусила губу, рука напряглась, длинное лезвиепогрузилось в ее плоть по самую рукоять. На миг в глазах мелькнул страх, затемлицо осветилось, а губы раздвинулись в торжествующей улыбке:

— Я... смогла!

Она рухнула на труп Гонты, белые нежные руки обхватили егоза плечи. Все слышали как она прошептала угасающим голосом:

— Милый... Там мы не будем ссориться...

Артанцы стояли с хмурыми лицами. За их спинами в толпе пошливсхлипывания. Женщины утирали слезы, подростки стояли с бледными лицами,подбородки вздрагивали, слезы бежали по щекам, оставляя блестящие дорожки.

Поляницы медленно подняли свою царицу. Ладони окрасилисьтеплой кровью. Артанцы провожали их глазами, пока ее положили в царскуюколесницу, затем Шулика рявкнул что-то, четверо воинов взяли Гонту на руки.

Под плач челяди его тоже отнесли к колеснице, положили рядомс Медеей. Артанцы стали по обе стороны, разом ударили бронзовыми рукоятямитопоров в щиты, крикнули мощно, так что испуганное эхо заметалось во дворе:

— Слава!.. Слава!.. Слава!

Шулика выпрямился тоже, он как побледнел после известия осмерти любимого сына, так и оставался желтым как покойник, но сумел ударить вметаллический щит, отдавая воинские почести:

— Слава...

На колесницу перепрыгнула с коня Мара, рослая поляницапередала ей вожжи. Мара вопросительно смотрела на Шулику. Тот выдавилпересохшим горлом:

— Мы уезжаем... Граница остается прежней.

Из угла двора, где овечилась кучка бояр вокруг забытоговсеми царя Додона, послышался вздох из дюжины глоток. Мара перевела тоскующийвзгляд на Мрака, тот выглядел виноватым, не уберег, не сумел, кивнула ему идернула за вожжи:

— Пошли!

Кони сдвинулись осторожно, словно знали, какой бесценныйгруз везут. Мара дернула сильнее, сказала зло, едва удерживая рыдания:

— Ну, дохлые!.. Пошли!

Кони рванулись к воротам, но Мрак успел увидеть как ветромсорвало из глаз Мары первые слезы, и понял почему так торопится пустить конейвскачь: под стук копыт и колес можно дать волю слезам, никто не увидит.

Артане провожали их сочувствующими взглядами, пока те непокинули двор. Когда стук копыт удалился в сторону ворот, они начали садитьсяна коней. Двое по взмаху руки Шулики сорвались с мест, понеслись вдогонку.Горный Волк оглянулся на Додона, на Мрака, посмотрел на жалкую кучку верныхДодону воинов.

На лице его отразилось презрение, но когда еще раз посмотрелна Мрака, старая ненависть зажглась во взоре:

— Мы уходим... но мы еще встретимся.

— Вряд ли, — сказал Мрак негромко.

— Что?

— Становись в очередь, — ответил Мрак.

Горный Волк оглянулся на кучку бояр с Додоном в середке.Шулике подвели коня, тот взобрался тяжело, руки вздрагивали. Горный Волккивнул:

— Да, ты умеешь заводить врагов. Похоже, не проживешь ичаса, едва выедем за ворота. Но если хочешь, можешь умереть как мужчина.

Мрак ответил негромко:

— Я умру как мужчина. Чего не скажешь о тебе.

Горный Волк повернулся к Шулике:

— Позволь нам сразиться!.. Он согласен. Это не будетнарушением законов Куявии.

Шулика поморщился, голос его был мертвым:

— Только если не долго.

Горный Волк заверил:

— Это мигом!.. Эй, пусть выберет любое оружие. А ты ежелипобедишь... ха-ха-ха!.. Додон тебя в задницу поцелует и полцарства отдаст. А тои поболе, чем полцарства. Ежели я, то умрешь от моего меча. Я бы и радпотешиться, кости ломать по одной, но сам видишь как тебе повезло!

— Доставай свой меч, — ответил Мрак. — Если то, что у тебятам висит у седла, это и есть меч.

Артане подали коней назад, тесня челядь и селян, прибывших вгород на торг. Образовался круг посреди двора. Из-за спин всадников кто-товыкрикнул:

— Не соглашайся, Мрак...

— Это Горный Волк, — добавил второй простолюдин. — Его никтоеще не одолевал.

Я даже знаю почему, подумал Мрак невесело. Но потерять честьхуже, чем потерять жизнь.

С него сбили цепи, и, пока растирал занемевшие кисти рук,принесли его палицу, круглый щит и зачем-то два дротика. Горный Волк стоял вокружении артанцев, а Шулика что-то ему втолковывал, указывал на Додона. ГорныйВолк кивал, лицо перекашивалось злобой.

Они сошлись на середине двора. Мрака подбадривали криками,даже артанцы смотрели сочувствующе. Закованный в бронзовые доспехи Горный Волкбыл свежим и жаждущим крови, а его противник стоял с голой грудью, темныеволосы слиплись в крови и так засохли. Все знали, что злодейское убийство гостейдалось Додону очень дорого. Один только этот воин, перед тем как упасть отизнеможения, поразил сильнейших богатырей Куявии.

— Давай! — сказал Горный Волк и захохотал. В глазахвспыхнула жажда убийства. — Иди сюда, мясо для моего меча!.. Трава для моейкосы смерти!

Он мощно передернул плечами, показывая как быстр и горяч,захохотал снова. Наружу рвалась звериная мощь, он рычал и ревел от предвкушениялютого боя, пусть даже короткого, пусть даже не разогреется, но все же услышитсладостный удар своего меча, в лицо брызнет горячая кровь врага, в ушах каксладкая песнь зазвенит отчаянный вопль сраженного им, его силой, его руками!

Первый же удар был так тяжел, что Мрака отшвырнуло к стене.В голове загудело. Горный Волк еще хохотал, когда Мрак оттолкнулся от стены. Онсам чувствовал как его движения замедлились из-за ран, и палица, вместо того,чтобы ударить противника в лоб, лишь скользнула по блестящему панцирю. Все жеГорный Волк сделал несколько поспешных шагов назад, чтобы устоять на ногах. Отнеожиданности ахнул, а из артанцев кто-то одобрительно присвистнул: