и дело смущенно запиналась, должно быть подыскивая нужное слово. Сказала, что моя рука расскажет обо всем за меня: о тяжком труде, усталости, страданиях. Чтобы услышать мою историю, Катерине не нужны были слова, она все почувствовала. Ее рука тоже многое могла бы рассказать: теплая, изящная, мягкая, но не изнеженная, а рабочая, в царапинах и трещинках. На безымянном пальце поблескивало чуть потертое серебряное колечко с непонятными символами: именем ее покровительницы, святой Екатерины. И, кажется, я понял, что за послание передает мне эта рука, чего она просит и в то же время предлагает. Защиту, дружбу, любовь.

Больше мы с Катериной почти не говорили. Да и нужно ли было? Те три или четыре раза, что я являлся в город, дабы ее повидать, монна Лючия поглядывала на нас из окошка, притворяясь, будто не замечает, что мы прекрасно знаем о ее присутствии, но всякий раз заставала именно так, сидящими рука об руку на скамейке в саду, а Леонардо играл рядышком, время от времени обнимая этого чудного великана с кривым носом, должно быть влюбленного в его маму. Когда я был там в последний раз перед свадьбой, Антонио, чувствуя, что сил ехать в Сан-Бартоломео у него нет, пожелал увидеть нас вместе, хотел попрощаться и благословить. В каминную залу мы вошли, держась за руки. В уголочке монна Лючия баюкала Леонардо. Старик сказал, что на днях к нему заходил мой отец, просил передать благословение и согласие на брак; в качестве свадебного подарка он пришлет мне кувшин масла. Потом взглянул на Катерину, и глаза его увлажнились, будь здесь отец этой бедняжки, привезенной с самого края света, он бы, наверное, тоже был счастлив. А пока именно ему, Антонио ди сер Пьеро ди сер Гвидо, от лица наших родителей и обеих наших семей выпала честь торжественно благословить нас и пожелать жизни долгой и полной, подобно той, что Господь даровал им с монной Лючией.

Подошел со своей женой Нанни, неся под мышкой узелок. А вскоре показался и Франческо, тянувший за собой упрямого мула с сидящей на нем Катериной: ни дать ни взять Святое семейство на пути в Египет. Упарившись под тяжелым плащом, Катерина сняла его и теперь сияла в простой белой чоппе, будничной, но чистой и пахнущей свежестью. Волосы, спрятанные под платком, она ради нашего скромного праздника тщательно заплела. Широкая перевязь удерживала под ее грудью Леонардо, а тот, крупный уже бутуз, все ерзал и вертелся, норовя выбраться из пеленок и лент, которыми был туго укутан. Из-под шапки светлых кудрей, едва удерживаемой чепчиком, глядели живые светлые глаза, что ни на миг не оставались в покое, не в силах пресытиться зрелищем возникавших отовсюду неожиданностей: неба, солнца, птиц, деревьев, целого мира, впервые открывшегося ему во всей своей полноте. Как бы мне хотелось снова увидеть мир этими глазами, с той же свежестью самого начала жизни! Нанни пошутил, что такому егозе непросто будет до конца мессы не закричать и не заплакать. Его жена, не дав мне даже поздороваться с невестой – мы только и успели, что переглянуться, – увела Катерину с ребенком с церковного двора. Франческо тоже едва кивнул и сразу, напустив на себя загадочный вид, умчался с каким-то свертком в церковь, а после улизнул в дом священника, к женщинам. Наконец мы с Нанни направились к алтарю, где он меня и оставил.

Услышав за спиной шорох, я обернулся. В дверях, в луче света, проникавшем в священное пространство нефа через широкий окулюс, возникла невеста в изящной накидке белого кружева, одолженной у монны Лючии. Ее лицо было скрыто шелковой фатой, волосы заплетены в косы и украшены венком из полевых цветов. Эта картина поразила меня, на что и рассчитывали монна Лючия с женой Нанни, державшей на руках улыбающегося малыша. Невесту вел под руку Франческо. Они приближались невыносимо медленно, словно само время все замедляло ход, пока совсем не замерло, а вместе с ним замерли и жизнь, и дыхание, и стук сердца. Катерина была прекрасна. Я и по сей день с трепетом вспоминаю тот миг. Душа моя была объята непривычным счастьем, но где-то в глубине ее таился страх. Что мне известно о моей невесте? Ничего, кроме того, о чем поведало сердце. Что рассказала она о себе, своей жизни, своей истории? Ничего, кроме того, о чем говорили, сплетясь, наши пальцы. Я не знал даже, откуда, из каких земель, затерянных на самом краю света, она явилась, да и какой мне был смысл это знать? На востоке мой мир ограничивался горой Пратоманьо, видимой даже из Флоренции, на западе – морским горизонтом в Пизе или Пьомбино. Достоин ли я ее? Смогу ли ее полюбить, ведь сама она явно готова любить меня всем своим существом?

Встав рядом, Катерина улыбнулась и коснулась моей руки, словно желая придать мне смелости. Это мне-то, Аккаттабриге! Священник начал читать на латыни. Мы слушали, будто во сне. У меня так вообще почти все из головы вылетело. Помню только, как очнулся оттого, что Нанни дернул меня за руку, поскольку священник уже ждал ответа: «Antonius vis accipere Catherinam hic presentem in tuam legitimam uxorem iuxta ritum sanctae matris Ecclesiae?» Я поспешно произнес как учили: vol. И Катерина в свою очередь тоже сказала: volo. Volo: да, я ничего сейчас так не желаю, как лететь, лететь вместе с ней, как два голубя, два лебедя… Потом мы, сложив молитвенно руки, слушали слова, соединявшие нас перед Господом: «Ego coniungo vos in matrimonium, in nomine Patris, et Filii et Spiritus Sancti». Минутное замешательство: а кольца? Я как-то об этом не задумывался, но оказывается, чтобы пожениться, нужны кольца. Священник с улыбкой обернулся к Франческо, который вручил ему на бархатной подушечке два поблескивающих золотых кольца, подарок старины Антонио, а мне шепнул, мол, лишь бы подошли, Катеринино-то он примерял, а мое сделал, прикинув на глазок толщину пальца моей лапищи. Благословив кольца, священник протянул мне то, что поменьше, и я надел его ей на палец, поверх старого колечка святой Екатерины. А Катерина надела мне то, что побольше. Глаз у Франческо оказался наметанный.

После «Отче наш» священник, оглядев нас, сказал: ну, довольно латыни, благословение новобрачной я провозглашу на родном языке, который она, правда, тоже не до конца понимает, ведь эта дщерь Божия попала в наши края из далеких стран, она много выстрадала и пережила, но что сможет понять, то и ладно. Это была чудесная молитва, отдельные стихи которой я