Засыхали в небе изумрудном

Капли звезд — и пели петухи…

Это было в доме старом, в доме — чудном…

Чудный дом, наш дивный дом в Трехпрудном —

Превратившийся теперь в стихи![1464]

Это я писала, еще будучи в нем, но уже зная, чуя…

А потом — 1919 г<од> — стоим с уже 6-летней Алей — перед нами: окна залы, и видим, как на подоконниках, из глиняных мисок, чужие люди хлебают вареную воблу.

А потом — 1920 г<од> — стою перед ним — и нету. Закрываю глаза — есть, открываю — нет: одни развалины камина торчат. — Снесли на дрова, ибо был деревянный: из мачтовой строевой сосны. Было ему около 100 лет. Его старик Иловайский (дед моих старших Halbbruder и Halbschwester[1465]) дал в приданое своей дочери Варваре Димитриевне. когда выходила замуж за моего отца.

Значит — не мой дом, и получил его после отца в наследство брат Андрей[1466], но любила и воспела его — я.

Видите — как далеко заводят: ручной труд и ламповый круг!..

_____

Мне хорошо только со старыми людьми — и вещами. Из молодости люблю только молодую листву и траву.

Сейчас — культ молодости. В мое время молодость себя стеснялась. Сейчас: «мне 20 лет — кланяйся в ноги!»

А я не кланяюсь — п<отому> ч<то> это — кумир. На глиняных ногах, п<отому> ч<то> завтра 20-летнему будет сорок лет, как мне — вчера — было двадцать.

Хвастаться титулом — хвастаться состоянием — хвастаться молодостью. Но первое и второе хоть — если не твоя — то чужая заслуга! — Хоть чей-то — труд. Там — кичиться чужим титулом, здесь — обыкновенным ходом вещей, вне человека лежащим, то же самое, что гордиться — солнечным днем.

Помимо всего — мне с молодыми скучно — п<отому> ч<то> им с собой скучно: оттого непрерывно и развлекаются.

Аля месяца*ми ни вечера не проводит дома: «собрания», «лекции» (меньше всего — лекции, п<отому> ч<то> там нужно — слушать), «репетиции» — больше всего репетиции, п<отому> ч<то> повторение чужих слов — громких.

Презираю всякое любительство как содержание жизни. А здесь она жертвует моей свободой: я никогда не могу уйти вечером, ибо она — всегда. А «отпрашиваться» у нее — нет, я — феодал. Кроме того, она все равно сошлется на «репетицию» и уйдет, т. е. наплюет. (Вчера, кстати, был их спектакль, и С<ергей> Я<ковлевич> — бывший (я — не была) говорит, что она совсем не дала образа серьезной девушки — химички. (Ставили пьесу «Чудесный сплав»[1467] — м<ожет> б<ыть> Вы видели).

А теперь, дорогая Анна Антоновна, увидите нас с Муром на лестнице нашего фавьерского скворечника[1468] — видите, какая крутая? С нее я ежедневно сносила стол (с чернильницей, книгами и тетрадями) — в сад, пока Мур, днем, спал. И вот однажды полетела и страшно ссадила себе руку — хорошо, что не голову! Скоро пришлю другую карточку, где я в повязке. Шрам д<о> с<их> п<ор> не прошел.

Карточек — много: выкупила их нынче на Вами присланное, и теперь в каждом письме будет по карточке.

Пока же — обнимаю Вас и спешу на нашу ванвскую почту, чтобы нынче ушло. Пишите!

                                       МЦ.

Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 132–134. (с купюрами). СС-6. С. 431–432. Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 242–244.

6-36. В.В. Рудневу

Vanves (Seine)

65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin

21-го января 1936 г.

                         Милый Вадим Викторович,

— Странно.

Вчера я с утра отвечала на залежавшиеся письма: целых семь, и Вы были седьмым, и я уже не смогла (два раза бегала на почту из суеверного и очень распространенного отвращения к виду запечатанного и неотправленного письма).

Словом, нынче утром Вы были (должны были быть) — первым И вдруг — Ваше письмо, одновременно с вестью о кончине Георга V[1469].

И я сразу подумала — с большой горечью — о нашем царе, его двоюродном брате[1470] — как он ужасно умер — и как этот — прекрасно: достойно, спокойно, окруженный любовью семьи и народа — а ка*к были похожи (ли*цами!)

И еще я подумала, что сейчас — вся Англия горюет, а во Франции (республике) никого такого нет, о ком бы она вся горевала, наоборот: умри любой — три четверти будут радоваться.

Очевидно, в республике нужна личность, а в монархии достаточно просто-порядочного человека + сан.

Словом, я очень расстроена: 17-го — Киплинг[1471], 20-го — король: два короля. И король еще 17-го посылал осведомляться о его здоровье.

Вес дни болезни Киплинга мы с Муром читали его книгу Джунглей, он — один том, я — другой. Гениальная книга. Он ведь тоже — из поколения отцов[1472], хотя на английский лад.

Возвращаю корректуру[1473].

Поправки:

1) Из фамильных богатств, —

(опущена запятая)

2) Вы, <запятая зачеркнута>

                    ребенку, поэтом

Вы — ребенку, поэтом —

(нужно убрать первую  запятую и заменить тире)

(это нужно проследить, в корректуре вышло неясно)

3) Всё — внушившие — ЧТИШЬ

                      нужно — ЧТИТЬ

4) Поколенью с провалом — (опущено тире)

— И всё —

P.S. ОТЦАМ <точка зачеркнута> нужно уничтожить точку, ибо это — название.

О книгах Муру. Если будет Ваша милость — конечно I т<ом> Войны и Мира: не ему — мне. Ему — рано. Дала ему, напр<имер>, Детство и Отрочество[1474] — почему-то возненавидел отца (по-мо*ему — очаровательного) и не стал читать. Должно быть ничего (в таком отце) не узнал. Да и вообще рано — Толстой себя десятилетнего писал не для десятилетних. Да и мир — другой, в к<отором> он ничего не узнаёт. А я — всё, п<отому> ч<то> дом Ростовых[1475] — наш дом в Трехпрудном[1476], с сундуками, тополями и слезами. У этих детей — нет до*ма.

Итак, очень хочу Войну и Мир — для себя. А Мур пускай дорастает.

До свидания, сердечный привет и спасибо, что не се*рдитесь — я сама первая