Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бэйли не впал в панику, он просто стал искал кого-нибудь, кто позаботился бы о нем так, как заботилась Старлинг, несмотря на ее высокомерие, она всегда это делала.
«Все равно, — говорил себе Бэйли, — если никто другой не станет присматривать за мной, Старлинг вернется, найдет меня, и все будет хорошо».
Тем временем Мэйуид начал заводить четвертую группу в ход, заполненный грязью, поторапливая кротов, не позволяя никому останавливаться, подбадривая, когда они очутились в сырой и скользкой темноте, где легко потерять направление. Триффан занял место в середине, Спиндл и еще несколько взрослых кротов замыкали шествие, а вел всех Мэйуид.
— Все время прикасайтесь к тем, кто идет впереди... да, да, не отставайте... без паники, все будет хорошо. Я прямо перед вами...
— Где Мэйуид? Мэйуид! — жалобно закричал какой-то малыш, по голосу легко было понять, что он близок к истерике.
— Я здесь, дорогой мой! Впереди, в абсолютной темноте, и наслаждаюсь от души, благодарю вас! — Голос Мэйуида, веселый, успокаивающий, доходил до кротов, а лапы их в это время скользили по грязи, которая становилась все более жидкой, и кроты пытались держаться левой стороны, где было посуше.
Триффан не бывал внутри хода уже несколько дней и заметил, что сейчас шум воды над головой стал отчетливее и капли то и дело падали на него с потолка. Шлепанье мокрых лап по грязи, затрудненное дыхание и бодрый голос — чаще обращенный к малышам, но однажды к пожилому кроту, которого кто-то опрокинул, — вот и все, что слышал Триффан.
Потом наконец посветлело, начался подъем по более твердому грунту, и они уже за рекой, их радостно встречают кроты, помогают малышам счищать грязь с шубок и приводить себя в порядок.
Триффан чувствовал облегчение, оказавшись за рекой, но понимал, что ему придется вернуться. Он испытал все большее уважение к Мэйуиду и молчаливому Хоуму, которые проделали этот ужасный путь по нескольку раз.
Действительно, убедившись, что с прибывшими все благополучно, Мэйуид немедленно повернулся и собрался еще раз спуститься под реку.
— Мне надо идти, господин, теперь их осталось немного. Ты устал, очень устал. Мэйуид отправится, а ты оставайся здесь с добрым Спиндлом.
Триффан расхохотался.
— Может, я и кажусь усталым, Мэйуид, но сам ты выглядишь не лучше. Я пойду с тобой. Это будет последний раз, мы проведем их всех вместе, одной партией.
— Ну и упрям, словно наш герой, самый славный сын кротовьего мира! Не переспоришь!
— Пошли, Мэйуид, — прервал его Триффан, заметив, что кроты усмехаются, слушая цветистые речи Мэйуида.
— И я говорю то же, мой господин!
Причина спешки Мэйуида была ясна: вначале они мало что могли различить, а потом и вовсе ничего, но по звуку капавшей воды, по образовавшимся лужам можно было понять, что ход затопляет, а стены и потолок едва держатся. Положение было угрожающим, тоннель превращался в болото, возникали ямы, заполненные жидкой грязью, и, когда Триффан и Мэйуид подошли к самому низкому месту, где раньше нужно было проплыть несколько футов, теперь приходилось проплывать несколько ярдов. Если бы не особое умение Мэйуида находить дорогу, Триффан заблудился бы.
— Сюда... Сюда, господин! — говорил Мэйуид, и Триффан ощупью пробирался вперед по воде на его голос.
— Как это тебе удается, Мэйуид? — спросил он.
— Я родился и вырос во тьме, — объяснил Мэйуид. Его голос прозвучал тихо, в отличие от обыкновения, он не бубнил. — Я ориентируюсь по звуку и вибрации. Мне это удается, потому что меня научили.
Голос Мэйуида неожиданно зазвучал сильно и уверенно, как будто в этом кромешном мраке он стал самим собой: сильным кротом, победившим страх и научившимся выживать в одиночку.
Ответ Мэйуида прозвучал настолько искренне и ясно, что Триффан неожиданно для себя обнаружил, как произносит:
— Мне страшно здесь, Мэйуид. Очень страшно.
— Знаю, Триффан, — ответил Мэйуид, впервые назвав его по имени без почтительных дополнений, и повторил мягко, утешая: — Знаю.
И Триффан понял, что когда-то Мэйуиду тоже было страшно, так страшно, что он чуть не умер, когда в течение долгих месяцев, а может, и лет, сидел один в темных ходах, где лежали трупы погибших от чумы кротов. Совсем маленький, покинутый всеми, брошенный в вечную тьму и никогда не забывавший последний наказ матери: «Не выходи, они убьют тебя. Оставайся здесь, оставайся...» Мэйуид выжил. Вот здесь, во тьме, где никто не видит его тощее, обезображенное рубцами тело, он становится самим собой, по-настоящему сильным физически и духовно.
— Знаю, — еще раз повторил Мэйуид, и Триффан почувствовал, как ему близок Мэйуид. — А теперь пошли, Триффан, — проговорил Мэйуид. — Здесь уже недалеко.
Когда они вышли на свет, Триффан почти пожалел об этом, потому что опять увидел перед собой старого Мэйуида — жалкое тело, изменившиеся интонации. Сильный и уверенный крот, чей голос так успокаивал и утешал его там, внизу, на глазах снова превратился в несуразного Мэйуида, который забубнил:
— Прекрасно, мы прошли, мы проделали это очень хорошо, не правда ли, мой господин?
— Мэйуид... — начал Триффан, надеясь вернуть «истинного» Мэйуида, но легким покачиванием головы тот отверг попытку Триффана снять личину, добровольно надетую им на себя.
Какое-то время Триффан наблюдал за сутулым тощим кротом, а потом зашептал молитву, обращенную к Камню: «Если когда-нибудь можно будет помочь Мэйуиду стать... самим собой... кротом, у которого хватило мужества вести остальных через мрак и тьму, пусть такая возможность не будет упущена».
— Пошли, дорогой мой господин, пошли. Последняя группа кротов ждет, и, как ты совершенно правильно предложил, мы проведем их всех вместе, потому что времени ужасающе мало!
— А вот и Мэйуид! Он же сказал, что придет. За нами, за мной!
Это была Старлинг, единственная из всех беспокойно жмущихся друг к другу кротов, у кого еще оставалась какая-то энергия. Рядом с ней была Лоррен, следившая за каждым ее движением.
— Так, так, так, молодое поколение! — проговорил Мэйуид. — Да кто же смог бы забыть вас?
— Ты не забыл! — воскликнула Старлинг.
— Ты, кажется, очень самоуверенна, юная леди! — улыбнулся