В ответ Константинопольский патриарх, «вспомнив» историю 1346 г. с образованием без его согласия Сербской патриархии, предал сербов анафеме. Однако сербы никак не отреагировали на этот акт, будто его и вовсе не было, зато Болгарская церковь демонстративно заявила о собственной независимости, чем вызвала крайнее недовольство «Вселенского архиерея».

В декабре 1352 г. у Дидимотиха разыгралась решающая битва, в которой турки Кантакузена перемололи сербов Иоанна V Палеолога. Продолжая преследование врага, турки вторглись в Южную Болгарию и совершенно опустошили ее. Потеряв все, Иоанн V Палеолог запросил мира и пощады, но, узнав, что в обмен от него требуют отказ от своего удела и сдачу Дидимотиха, предпочел бежать на остров Тенедос, чтобы продолжить борьбу[826].

Бегство Иоанна V Палеолога дало повод Кантакузену объявить об отстранении того от царской власти. Своим соправителем он в 1353 г. назначил сына Матфея (все же!). Константинопольский патриарх Каллист отказался признать законность такого решения, за что был немедленно смещен с кафедры Кантакузеном. Назначенный вместо него столичным архиереем св. Филофей (1354—1355 и 1362—1376), друг св. Григория Паламы, в 1354 г. венчал сына Матфея (1354—1357) императорской диадемой во Влахернском храме. Конечно, оппозиция и сам Иоанн V Палеолог посчитали себя глубоко оскорбленными.

Опасаясь новых волнений, Иоанн VI Кантакузен решил окончательно сделать ставку на турок, впрочем, у него не было другой альтернативы. Полагая, будто мусульмане могут легко перейти в Православие, он выделил большие деньги туркам во Фракии и субсидировал их из последних остатков государственной казны – едва ли удачная идея. Конечно, это вызвало большое недовольство рядовых византийцев, начавших симпатизировать императору Иоанну V Палеологу. Разъезжавший по области свергнутый патриарх Каллист громогласно призывал ромеев бойкотировать власть Кантакузенов и восстановить на царстве единственно законного василевса Иоанна V. Как и следовало ожидать, вскоре оба патриарха – действующий и отставленный предали друг друга анафеме[827].

Но тут выяснились еще более неприятные обстоятельства:

Иоанн VI Кантакузен явно недооценил политический инстинкт своих малоазиатских друзей. Как только выдался шанс, турки бесцеремонно захватили крепость Цимпе на полуострове Галлиполи, а 2 марта 1354 г. и сам Галлиполи, который начал заполняться турецкими переселенцами. Когда об этом узнали в Константинополе, столицу сотрясла волна ужаса и страха. Все ждали, что с минуты на минуту к городу подойдут турецкие войска и займут его. Спешно многие тысячи византийцев целыми семьями бросались на корабли и эмигрировали в Италию и Испанию.

Все попытки Кантакузена мирным путем вернуть Галлиполи ни к чему не привели – турки были непоколебимы в сознании своей силы и бессилия императора. В том же году турки захватили Кипселлы и Малгару под Редесто и, таким образом, вышли за границы полуострова Галлиполи, ставшего для них базой, откуда можно было планировать атаки на Европу. По существу, уже в этот момент Византийская империя перестала существовать, и в высших кругах Константинополя активно дебатировался лишь один вопрос: кого признавать правителем Византии – Венецию, Сербского царя или Венгерского короля[828].

Осталась одна надежда – Иоанн V Палеолог, и его имя открыто провозглашалось на улицах столицы, как единственного законного императора. Чтобы покончить с молодым соперником, Кантакузен сделал морской поход на остров Тенедос, но экспедиция закончилась полным провалом. Вслед за этим остальные острова Эгейского моря признали над собой власть представителя династии Палеологов, а в ноябре 1354 г. один генуэзец на своем корабле привез Иоанна V в Константинополь, где царя уже ждали.

Едва он вошел в город, как его окружили толпы сторонников, и начался грабеж домов приверженцев Кантакузена. Открыли арсенал, вооружились и осадили царский дворец, где скрывался Иоанн VI. У императора еще оставались возможности для обороны – среди верных ему отрядов состояло подразделение наемниковлатинян, но он сдался на милость врагу, понимая, что в противном случае ему и его семье грозит неминуемая гибель. Отрекшись от власти, Иоанн VI Кантакузен принял монашеский постриг под именем Иоасафа, а императрица Ирина – Евгении. Сбылась мечта Кантакузена, о которой он говорил во время посещения Святой горы Афон[829].

Лишь император Матфей Кантакузен не признал власти Иоанна V Палеолога, но и он был обречен. Турки оставили его, а сербы, когда Матфей отступил в Родопы, пленили царя и выдали Византийскому правительству. Прибыв в Константинополь, Матфей в 1357 г. тоже отрекся от царства. Однако его брат Мануил Кантакузен, правитель Мореи, умудрился сохранить свою независимость и методично увеличивал военные силы. Император Иоанн V Палеолог ничего не мог с ним поделать.

Так завершалась «эпоха гражданских войн», окончательно подорвавшая Византийскую империю в военном, экономическом и политическом отношениях. Почти все владения были потеряны, в самом Константинополе хозяйничали генуэзцы и венецианцы. А османы совершенно недвусмысленно указывали остриями своих ятаганов, куда будет нанесен их следующий удар. Казалось, теперь никакая сила не способна восстановить Византию. Но, по счастью, крепость общественного сознания была еще такова, что ромеи сделали для себя вывод из минувшего лихолетья. И, неожиданно, затяжной период феодальной вольницы сменился временем резкого усиления авторитета царской власти, в которой греки единственно видели свою защитницу и спасительницу перед врагами.

Это обстоятельство придало Византийской империи в последние десятилетия ее существования своеобразный шарм, породив «золотой век» императорства, хотя в действительности уже не могло ничего кардинально изменить. «История Империи вступила в свою финальную фазу. Существование Византии еще в течение столетия было в действительности лишь затянувшейся агонией»[830].

Что касается одного из главных героев нашего повествования, то, на удивление, уйдя в монастырь, Иоанн Кантакузен вовсе не утратил своего влияния на императора и политическую жизнь Византии. Отречение лишь увеличило его моральный авторитет среди высшей элиты Империи. По словам патриарха Филофея, Иоанн V считал Кантакузена «опорой его собственной власти, божественным советником, как бы душой своей политики, своей жизни, власти своей и своих детей; он видит в нем ходатая, покровителя, защитника, отца и хранителя и заставляет домочадцев относиться к нему так же». А вскоре для всех станет очевидным, что при всей непривлекательности протурецкая политика Кантакузена явилась лучшим итогом по сравнению со стратегическим курсом молодого императора.