— Ты чего, хорошая? — удивился Косов.

— Да как-то… неудобно, что ли. Не пойму, как это лучше сделать-то…

— А давай вот так!

Косов подвинул ее чуть дальше по столешнице, подхватил ее ножки и закинул ихпоочередно себе на предплечья.

— Ну вот так, думаю, будет удобнее!

Женщина хихикнула:

— Ну да, удобнее… Но ты все же обними меня, придерживай. А то я боюсь — завалиться могу, взад себя.

— А я тебя вот так обниму. Так хорошо?

— Да-а-а…

В комнате было фактически темно. Свет от тусклой лампочки в прихожей еле освещал помещение, и полагаться приходилось больше на ощущения, чем зрение, но Настя все же сосредоточенно смотрела куда-то вниз.

Иван почувствовал… ну — что чувствуют мужчины в такой момент? Теплое, непередаваемое ощущение женского тела; сладость, разливающуюся по всему телу; нарастающее желание зарычать и вот так, с рыком, ворваться… быстрее, быстрее! Сильнее и глубже!

Женщина, как будто почувствовала это непреодолимое мужское желание, подняла голову и прошептала:

— Тише, тише… не торопись. Дай мне почувствовать и насладиться. Я так долго не чувствовала это…

И снова опустила голову.

В полутьме комнаты ее белое, какое-то алебастровое тело, казалось худеньким и совсем-совсем беззащитным. А размотавшаяся коса, изрядно растрепанная их предыдущими «упражнениями», дополняла образ молоденькой и неопытной девчонки. Иван почувствовал поднимающуюся в нем необоримую волну нежности к этой женщине, и когда эта волна мягким толчком ударила ему в голову, он застонал и наклонившись стал целовать ее — везде — в макушку, в виски, в лоб. Его порыв, наверное, был такой сильный и ощутимый вовне, что Настя вновь подняла голову и удивленно спросила:

— Вань! Ты чего?

Хриплым, срывающимся шепотом он простонал:

— Какая же ты… хорошая! Красивая! Ласковая! Нежная!

А в голове остатками разума мелькала мысль:

«Только не ляпнуть сейчас, что я ее люблю! Нельзя! Это — эмоции все, это просто момент такой! Это пройдет потом, а женщина такой момент запоминает четко. Да и вообще — женщины эти слова запоминают враз и навсегда! Это получится… что я обманул? Нет… не надо такого!».

Она удивленно смотрела ему в глаза:

— Поцелуй меня…

Ну и как тут отказать? В такой-то момент? Да он и сам этого хотел больше всего сейчас.

Поцелуй длился долго — нежный, теплый и трепетный. Настя даже обняла его за шею одной рукой. Но второй — по-прежнему не отпускала «доверенную ценность»!

Когда он отстранился от ее губ, она, улыбнувшись, прошептала:

— А ты меня отвлек! Не мешай…

И снова пошел процесс изучения, осмысления и прочувствования…

— Вот… вот сейчас уже… только потихоньку, не быстро…

Она обвила его шею руками и прильнула к нему всем телом. Честно сказать… Косову было не совсем уж удобно — он был вынужден подсаживаться чуть ниже, напрягая при этом ноги. Но приходилось терпеть…

Настя уткнулась ему в грудь. Потом стала целовать его, постанывая и всхлипывая. А потом — и покусывать!

— Вот сейчас… вот сейчас… можно уже не сдерживаться! Давай же… хотя подожди! Хочу посмотреть!

Она чуть отстранилась от него и опустила голову.

— Он что… он что — не весь еще? — охнула она, — Да как же… ох… Нет, я хочу, чтобы весь! Давай, чтобы весь! Только… помедленнее…

И вот когда Косов исполнил ее желание, Настя застонала, глубоко задышала и обхватила его и руками, и ногами.

— Ну вот… сейчас… Давай уже и сильно, и резко!

Иван исполнил ее желание. Хотя… в определенный момент женщина ощутимо… да что там — ощутимо? Она весьма сильно стала кусать его за грудь! Хорошо, что скоро вскрикнула и обмякла.

«Так вот и сгрызут тебя, Ванюшка! Сжуют и не выплюнут! Ну да ладно. Она — медик. Сама шкурку попортит, сама и вылечит! А сейчас можно уже и самому… получить удовольствие!»

И Косов-таки его получил! Похоже, что Настя вновь, ближе к его «девятому валу», опять успела, ибо укусы вдруг возобновились.

— Ты держи меня… Ванечка. Держи. А то у меня совсем сил нет… ни в руках, ни в ногах. Отпустишь меня и упаду… расшибусь вся… Ты же вон какой сильный, ты же удержишь…

Косов сквозь сладкую муть в голове и шум в ушах слушал это бессвязный шепот и не слышал его. Но дыхание восстанавливалось, в голове прояснялось, переставали дрожать руки и ноги…

Настя снова обняла его, чмокнула в щеку, а потом, опершись руками о стол, приподнялась и отодвинулась, хихикнув:

— Совсем с ума меня свел! Это же надо так, а?! Ведь совсем-совсем ничего не соображаю… Ну все… отпускай меня. Сейчас уже не упаду. Наверное… И все-таки — пойдем поедим!

Рубашку белую нижнюю армейскую, установленного образца, она все же натянула. И ему протянула его кальсоны:

— Ты хоть подштанники надень. Все же за столом голым сидеть неприлично! Хоть ты и нахал, и бесстыдник, но все же!

В прихожей, где все-таки лампочка хоть что-то освещала, она разглядела укусы на его груди. Ну — мудрено не увидеть такие смачные багровые кровоподтеки!

— Ой! Это я что ли так тебя? Батюшки! А когда… А чего ты молчал-то?

«М-да… а когда бы мне говорить было? В такой-то момент!».

— Подожди, подожди… это ж надо так! Слушай… нет, ну надо какие-то примочки, что ли…, - не на шутку встревожилась женщина, смущаясь при этом.

— Перестань… само пройдет. Ничего страшного здесь нет! — он остановил ее, и чтобы пресечь эту необязательную суматоху, поцеловал, — Пойдем и правда что-нибудь съедим.

Он сам, отодвинув Настю в сторону, раскочегарил примус, поставил на него чайник.

— Ты посиди вон лучше на стуле. Отдохни… Можешь покурить, если хочешь.

— А ведь и посижу, и покурю! — тряхнула она головой, — Посмотрю, как ты тут хозяйничаешь, да за мной ухаживаешь! Это так необычно… и так приятно, что за мной ухаживают!

Косов повозился в Аниной авоське, выложил все принесенное на стол.

«Ага…