class="p1">Это у меня бабушкин металлический зуб. Я нашла его среди пепла и заколдовала так, чтобы он идеально сел на мой коренной. Приятно думать, что бабушка всегда со мной. Мама считает, что это извращение.

Я улыбаюсь Кейше. Она искренняя, эта улыбка. Нет в жизни совершенства, зато мы вместе и нам ничего не грозит. Это больше, чем я смогла дать Люку.

— Идем.

Мы выходим в коридор и спускаемся по лестнице ко входу. Я ненадолго останавливаюсь в кухне — проверить, что угощение для торжественного ужина, который ждет нас после церемонии, не остынет. Аромат томленой козлятины-карри разливается вокруг, когда я заглядываю в новую хромированную духовку. Косточки плавают в соусе, все мясо отвалилось. Рядом греются макаронная запеканка и поднос с кукурузными лепешечками-поне. У меня теперь есть даже небольшая фритюрница, и рядом наготове стоят нарезанные бананы, чтобы поджарить их перед самой подачей на стол.

Мне не удалось собраться с духом, чтобы напечь бейков. Я все думаю о том дне, когда мы с бабушкой вместе готовили их в парке, — и о том, давно минувшем, когда бабушка впервые взялась учить нас с Кейс месить тесто. Тогдашняя Вайя понятия не имела, чем обернется для нее будущее.

Теперь я уже не та девочка. Вся семья собралась на заднем дворе вокруг арендованного надувного бассейна — из тех, которые доставляют прямо домой и заливают в них хлорированную воду. У края бассейна устроен помост, на котором все стоят. Бортик доходит всем до пояса.

Я хотела заказать маленький бассейн, чтобы поставить дома, — тогда Кейс тоже смогла бы присоединиться к нам. Но она ясно дала понять, что в любом случае не выйдет из комнаты. И вообще оказалось, что церемонию надо проводить под открытым небом. Такова традиция.

Прия улыбается мне с помоста. Бабушка не пустила бы ее на церемонию. Однако я считаю ее своей близкой родственницей, и кровь не имеет значения. Папа с Прией присягнули бабушке на верность, и выяснилось, что на меня их присяга тоже распространяется. Я ощущаю нити их магии точно так же, как чувствую всех остальных, — будто дополнительные пальцы на руках и ногах. Пока что мне к этому не привыкнуть.

Папа стоит рядом с Прией, улыбается про себя и держит Иден на бедре. Она уже слишком большая, чтобы носить ее на руках, но он все равно носит. С тех пор как я передала ему слова тети Элейн, у него словно гора с плеч свалилась. И ему неплохо удается делать вид, будто человек, которого он винит в ее смерти, не живет теперь у нас в подвале.

В нашей семье произошли некоторые сдвиги, и теперь я это замечаю. Когда я вхожу в комнату, все выпрямляют спины. Иногда я слышу шепотки и споры между взрослыми, когда они не знают, что я рядом. Никому из них не удалось предвидеть будущее, в котором я стала матриархом в шестнадцать лет. Я могу влиять на их колдовские способности под настроение, и им не нравится, что такую власть получила девчонка-подросток. Ничего не поделаешь, придется им смириться.

Мама притягивает меня к себе, крепко обнимает и целует в лоб:

— Я горжусь тобой. Тебе пришлось так трудно.

— Молодчина. — Папа тоже подходит ко мне и ждет, когда мама закончит обниматься со мной, чтобы настала его очередь.

Обнимать маму — это естественно. Обнимать папу — все равно что нырять, зажав нос. Сначала неудобно и трудно. А потом наступает такой момент умиротворения, когда, можно сказать, даже приятно. Однако чем дольше это продолжается, тем сложнее, и в конце концов я высвобождаюсь из его объятий.

Я гляжу на окно спальни Кейс, не особенно ожидая увидеть ее. Но она там. Стоит у окна, и волосы у нее, как всегда, стянуты на макушке. Я несмело машу ей рукой, она не отвечает.

Я немного расслабляюсь. Она все-таки решила посмотреть. Это прогресс.

Дядюшка подталкивает меня, и я прыгаю в бассейн.

И зачем было заниматься прической?

Я переворачиваюсь на спину, раскидываю руки и ноги, чтобы оставаться на плаву.

Все вокруг меня надрезают пальцы и капают кровью на ладони, а потом берутся за руки и начинают петь «Кровь к крови». Их голоса словно гладят меня, и волшебство концентрируется, чтобы выявить мой дар.

Мама Джова вручит мне дар, пока я в воде, и в тот же самый миг объявит моим родным у бассейна, в чем он состоит. Мы все вместе узнаем, какой будет моя сила.

Я закрываю глаза и радуюсь этому ощущению — что я лежу в бассейне, который и правда кажется мне безбрежным и бездонным. Но тут кто-то трогает меня за руку, и я резко открываю глаза. Рядом со мной лежит на воде Мама Джова. Сначала я просто смотрю на нее. Вблизи она кажется моложе. Мне сейчас шестнадцать, а ей будет шестнадцать всегда. Ей не удалось дожить до момента, который перевернул бы всю ее жизнь. А мне доступно все, чего у нее никогда не было.

Она берет меня за руку.

— Я знала, что ты сильная. — Она поднимает голову из воды. — Ты готова была страдать ради своей семьи. Хотела бы я, чтобы тебе больше никогда не пришлось мучиться. Я устала от того, что вам приходится страдать, но оставаться в живых. Однако в твоем будущем таится боль. Готова ли ты вытерпеть ее, чтобы помочь и тем, кто не входит в твою семью, зная, что путь будет тернистым?

— Да.

Это решение дается мне без раздумий. Мое будущее состоит в том, чтобы вывести мою семью к новой лучшей жизни. Я должна этого добиться не только ради бабушки и тети Элейн, но и ради себя самой. Любой дар, который я получу, мне в этом поможет.

Мама Джова улыбается и сжимает мне пальцы.

— Вот твои дары.

«Дары? Во множественном числе?»

Мама Джова исчезает, и я опускаюсь на дно бассейна. И вдруг, безо всякого предупреждения, глаза у меня закатываются.

* * *

В больницах всегда должно быть тихо, особенно в таких отделениях. Но здесь назойливо пищат сердечные мониторы и шуршат шаги медсестер, которые торопливо шагают по коридорам в кедах и в яркой форме — слишком яркой для подобного случая.

Койка стоит у окна, занимающего всю стену и мерцающего — наверное, у него есть функция тачскрина. Можно менять пейзаж как захочется. Представлять себе, что ты в Перу, в горном походе с веселой компанией, или на Мальдивах, у водопадов, или в Маскоке, в домике,