Представлять себе, что ты где угодно, только не в Бриджпойнтском реабилитационном центре, в отделении паллиативного лечения, и ожидаешь смерти.

Я иду вперед, но мои шаги беззвучны. На табличке в изножье койки значится: «Трембли, Питер».

Отец Джастина лежит под капельницей с морфином. Кости и суставы отчетливо проступают под кожей. Вид у него такой, будто ткни — и он рассыплется.

На стуле возле койки сидит Джастин. Никаких бионических линз я не вижу. Он ссутулился и смотрит в пол. На нем белые холщовые штаны и такой же свитер из тонкой шерсти.

— Я готов.

Я думала, голос у мистера Трембли-старшего будет сиплый и ломкий, под стать телу. Но он твердый, уверенный и сильный. Голос, которым он, наверное, много лет отдавал распоряжения на работе.

Джастин еще сильнее сутулится:

— Что это значит?

— Не надо играть в эти игры, тем более со мной и тем более сейчас.

— Я могу тебя вылечить. Я работаю с той женщиной, и мы уже совсем скоро взломаем генетический код. Она немного… у нее есть сомнения этического порядка, но я сумею ее уговорить. И…

Мистер Трембли кривится, на его лице читается такое отчетливое отвращение, что я невольно отшатываюсь.

— Генетика — это тебе не код, который надо взломать. Твои исследования бесплодны, это все равно что искать философский камень.

— Ты ничего не понимаешь. Если бы ты взглянул на вещи ее глазами… Папа, люди смогут жить вечно. Ты никогда не умрешь.

— Я готов. Я прожил хорошую жизнь. — Мистер Трембли пристально смотрит на сына. — Ты знаешь, что такое подлинное бессмертие? Не то, чего ты пытаешься добиться своей генетикой. Настоящее бессмертие.

Джастин смотрит на него неуверенно:

— Что?

— Когда приходит смерть — а ты уже готов. Это единственная вечная жизнь, о которой стоит говорить.

— Ты ошибаешься! Тебя же не станет, это совсем не одно и то же! — Джастин вскакивает на ноги и качает головой. — Ты не видел, на что мы способны. На что способен я! Чем я могу стать!

Лицо мистера Трембли покрывается морщинами, словно смятый лист бумаги.

— Я видел достаточно.

Джастин снова падает на стул и умолкает. Рядом со мной появляется Мама Джова.

— Что это? — шепчу я. — Почему я на это смотрю? Зачем я это чувствую?

— Я вверяю тебе дары прошлого и будущего. — Она показывает на Джастина. — Это — прошлое.

— Но зачем мне прошлое Джастина?

— Наше прошлое создает будущее. А ты находишься в той точке в настоящем, которая может склонить чашу весов на другую сторону и изменить чью-то жизнь. Перед этим человеком лежит будущее, и твои действия могут навсегда изменить его.

У меня возникает такое чувство, будто вместо теплого прокатного бассейна я угодила в ванну со льдом.

— Я это вижу, потому что я погубила будущее Джастина?

— Ты изменила его в значительной степени — настолько, что оно уже не может вернуться в предначертанную колею. А то, как ты это оцениваешь: что ты его погубила или что ты его улучшила, — это субъективно. — Мама Джова скрещивает руки на груди. — Это будет трудный путь. Мне нужно было знать, что ты способна переделать прошлое и создать новое будущее, что ты сможешь внутренним взором увидеть и то и другое и сформировать их так, как выгоднее тебе.

Ее задание было не просто заданием. Не просто подготовкой к моему личному будущему. Не просто способом остановить Джастина. Это залог того, что я могу совершать те действия, которые подпитают мой дар.

Мама Джова переплетает пальцы.

— Когда что-то уничтожаешь, у тебя появляется возможность создать вместо него нечто новое.

Я отняла будущее у Кейс, запятнала наше общее прошлое, но только потому, что уверена, что она выкует себе новое, у нее хватит на это сил. И я готова помогать ей, если она разрешит. Я готова всем нам помогать. Возглавить всю семью и всю нашу общину чернокожих колдунов на пути к чему-то новому.

Теперь я в этом не сомневаюсь. Я уже вышла за пределы чистой и нечистой магии. Я сделала первые шаги на пути в другой мир, не такой, в каком я жила прежде. Мне нужно научиться поддерживать это движение при помощи своих даров. И может быть, когда-нибудь, чтобы остаться в живых, не нужно будет сначала страдать.

Мистер Трембли заходится в кашле. Изо рта у него вылетает красная капля и попадает прямо на белый свитер Джастина. Вбегают медсестры. Джастина отодвигают в сторону. На пороге стоит тетя Элейн, зажав рот ладонью.

Увидев ее, Джастин рычит:

— Это все ты виновата! Ты могла это прекратить!

Она качает головой и выпрямляется:

— Даже если бы ты спас его, это не обеспечило бы тебе той любви, которой ты хочешь.

— Вон! — кричит Джастин.

Она бросает на него последний долгий взгляд и уходит.

Сердечный монитор перестает ритмично пищать. Выдает одну ноту и замолкает навсегда.

Джастин выдергивает штепсель из розетки.

И наконец…

Тишина.

* * *

Глаза у меня открываются, я прихожу в себя, хватаю ртом воздух. Грудь тяжело вздымается, я бью по воде ногами, чтобы не утонуть. Все домашние смотрят на меня круглыми глазами. Мама стоит на коленях, прижав руки к губам.

Я стану первой за всю историю семьи Томасов, у кого будет целых два дара. Если я в достаточной степени изменю настоящее, то увижу и то прошлое, которое нас сюда привело, и то новое будущее, которое я создам, отменив наше старое.

Раньше я была девочкой, чье прошлое не позволяло ей жить в настоящем, не боясь будущего.

Теперь я увижу все свои решения как на ладони во множестве временных линий.

Да, предки любят парадоксы.

Глава тридцать пятая

Явсе думаю, как бы запах карри не пропитал бисквитные коржи. Сейчас сентябрь, и в кухне «Роти-Роти» по-прежнему жарища, как в пустыне. Йохан поставил кондиционер в режим экономии. Каждый час несчастная машина извергает порыв ледяного ветра, который остужает мне шею и приносит блаженное облегчение. Через пятнадцать минут она отключается, и начинается новый час мучений.

В рабочее время со мной в кухне находится по крайней мере еще три человека, которые жалуются на это. Отчасти поэтому я встаю пораньше, когда у нас заказ на свадебные десерты — это одна из новых услуг, которые Йохан включил в прейскурант с тех пор, как я начала здесь работать.

Я открываю огромную промышленную духовку и достаю два противня с шоколадным бисквитом. Коржи получились сладкие, мягкие — само совершенство.