В воскресенье на меня навалилось оцепенение.

В понедельник — тоска.

Во вторник я вдруг преисполнилась уверенности, что каким-то чудом все наладится.

В среду я была как одержимая, поминутно оставляла на автоответчике Джоуи жалобные сообщения, пробуждавшие ненависть к самой себе, а потом закидала его гневными посланиями о том, как сильно я его ненавижу.

В четверг меня снова накрыла тоска.

В пятницу я зареклась когда-либо праздновать Новый год.

В прошлый Новый год я торчала в чужой гостиной, пока Джоуи развлекался наверху с Даниэлой. Однако сегодня вечером, когда я сидела одна в родном доме, мне было куда паршивее.

Хотя год назад я официально встречалась с Полом, а Джоуи осеменял половину школы, между нами существовала прочная, неразрывная связь.

Год назад при всей неопределенности и странном подобии пятилетней дружбы Джоуи неотлучно присутствовал в моей жизни.

А сейчас я осталась совсем одна.

Предки свалили в паб, даже затворник Кев отправился вместе с ними.

Сполоснувшись под душем, я встала в спальне перед зеркалом и устремила на себя пристальный взгляд.

Веки припухли, глаза покраснели, губы обметало до красноты, щеки были мокрыми от слез.

Выглядела я дерьмово.

А чувствовала себя еще хуже.

Я шмыгнула носом и заколола влажные волосы в пучок на затылке.

Нацепив черные легинсы, балетки и безразмерный розовый свитер, я вытерла ладонью катившиеся градом слезы.

Небрежно забранные пряди напоминали паклю, на лице не было ни следа косметики, но собственная внешность занимала меня в последнюю очередь.

Все равно я не собиралась никуда идти.

Справедливости ради, вариантов была масса. Школьные приятели засыпали меня приглашениями, это не считая десятка заманчивых голосовых от Кейси, которая умоляла пойти с ней на вечеринку в Томмен, куда Кейти через своего хахаля-регбиста выбила нам пригласительные.

По словам Кейси, парни на тусовке собрались потрясные, халявная выпивка лилась рекой, и подруга собиралась подцепить себе модного, накачанного игрока в регби из частной школы. Как говорится, флаг ей в руки.

Пускай забирает себе хоть всех повернутых на регби мажоров из Томмена, единственный интересующий меня парень играет в хёрлинг, носит форму БМШ и имеет целый ворох психологических травм.

Стянув рукава свитера к самым пальцам, я дрожала в ознобе и обшаривала взглядом спальню в поисках брелока.

«Не вздумай, — увещевала гордость. — Не позорься».

«Смелее, чего ты медлишь! — нашептывало сердце. — Сама знаешь, он тебя любит».

Отыскав вожделенные ключи, я стиснула их в кулаке и рванула прочь из комнаты.

«Умничка! — возликовало сердце. — Можешь, когда захочешь!»

«Про меня забудь, — оскорбилась гордость. — Я в этом цирке участвовать не собираюсь».

Я прекрасно понимала, чем рискую, понимала, что моему сердцу могут нанести очередной сокрушительный удар, но я не прощу себе, если не выскажу все, что у меня накопилось.

Ему нужно помочь, а мне нужно выговориться.

И если он откажется от помощи, выслушать меня ему точно придется.

Возня с братьями

и борьба с пороками 31 декабря 2004 года Джоуи

— Задолбали! А ну быстро спать! — рявкнул я, задрав голову. — Не заставляйте меня подниматься, хуже будет.

— Напугал! — по обыкновению, наглый Тайг расхохотался и, свесившись со второго этажа, с издевкой спросил: — Ну и что ты сделаешь? Забодаешь нас взглядом?

— Ага, — вторил брату осмелевший засранец с фиолетовым Фёрби под мышкой. — Мы же знаем, ты нас пальцем не тронешь.

— Не буди во мне зверя, — пригрозил я, ткнув пальцем в отпрыска номер пять. — Все когда-то бывает в первый раз.

— Ой, как страшно, — фыркнул Олли, на которого моя тирада не произвела ни малейшего впечатления.

— Серьезно, народ, пора в койку. Если из-за вас проснется мелкий, угадайте, кто будет укачивать его до посинения?

— Да ладно тебе, — парировал Олли. — Шонни пушкой не разбудишь.

— Ему повезло. С вами вообще фиг уснешь.

— Почему мне нельзя спуститься? — канючил Тайг. — Сегодня Новый год. Шаннон пока не ложится... только не надо списывать все на то, что она старше. Это полная дичь.

— Потому что. Если разрешу спуститься тебе, придется разрешить и Олли, а там и Шонни подтянется, — повторил я седьмой раз подряд. — А я не собираюсь тащить вас на себе, когда вы вырубитесь на диване.

— Но отец сегодня свалил, — напирал Тайг. — И мама вместе с ним. Такое случается только раз в году. Один гребаный раз.

— Вот именно, — согласился я. — Поэтому дуйте оба под одеяло, дайте мне в кои-то веки насладиться тишиной и покоем.

— Говна пирога, — проворчал Тайг. — Сейчас только половина одиннадцатого.

— Ненавижусь, когда ты с нами нянчишься! — выпалил Олли, коверкая слова. — Ты злюка. И зануда.

Я закатил глаза:

— Ну да, нянчиться с вами — великое счастье.

— Джоуи, ну пожалуйста...

— Спать, — скомандовал я, выставив ладонь. — Будете и дальше пререкаться, никаких походов на хёрлинг целую неделю.

— Ты не посмеешь! — возопил Тайг. — Не тебе нас наказывать. Ты нам не отец.

— Вот именно. — Олли моментально примкнул к брату. — Ты нам не паяльник.

— Да ну? Поговорите еще, и будет две недели без хёрлинга.

— Но...

— Три недели.

— Вот дерьмо, — фыркнул Тайг, ретируясь. — Лучше бы и дальше блевал.

— Точно, — буркнул Олли, припустившись следом. — Мы тебя ненавидимся.

— Спокойной ночи, засранцы, — пожелал я им вдогонку и, услышав, как дверь спальни с грохотом захлопнулась, поплелся в гостиную.

— Спасибо, что приструнил их, — хихикнула Шаннон, когда я плюхнулся рядом с ней на диван. — Меня они вообще не слушают.

— Нельзя показывать им слабость, — объяснил я, протягивая сестре шоколадный батончик. — Пацаны в таком возрасте похожи на стаю бешеных собак. Страх чуют за милю. Если дашь слабину, сожрут и не подавятся.

— Вау, — протянула Шаннон, снимая обертку с шоколада. — Любопытная педагогическая метода.

— Чудила, ну кто так ест! — Увидев, как кощунственно сестра расправляется с «Кит-Катом», я метнул в нее диванную подушечку. — Ты же не маньяк-потрошитель.

— Ты чего? — изумилась Шаннон и снова откусила батончик, не разломив его на две половинки. — Подумаешь, шоколадка.

Я осуждающе покачал головой и отхлебнул приготовленный сестрой чай.

— Все-таки ты чокнутая.

— Смотрю, ты сегодня бодрячком, —