одобрительно кивнула Шаннон. — Я очень тобой горжусь.

— С чего бы?

— С того, что ты идешь на поправку. — Сестра залилась краской и поморщилась. — И остался сегодня дома, хотя тебе тут откровенно паршиво.

Это точно.

Насчет бодрячка Шаннон поспешила с выводами, однако я по-прежнему сопротивлялся пороку, по-прежнему вел неравную борьбу и по-прежнему не употреблял.

Самая жесткая ломка миновала, но я знал, что хожу по тонкому льду и любая тусовка лишь увеличивает риск срыва.

Я не для того мучился целую неделю, чтобы спустить все в унитаз, а именно это и произойдет, стоит мне выйти из дома.

В отличие от отца, у меня не было зависимости от алкоголя, однако каждая рюмка играла на руку моему заклятому врагу.

Пьяным я обретал свободу, зато начисто лишался логики и здравого смысла; в безрассудном угаре меня тянуло на скользкую дорожку.

По синьке я терял бдительность, а утратив бдительность, закидывался наркотой.

Так повелось с тех пор, когда мне было немногим больше, чем Тайгу.

Если, блин, не Олли.

Почти полжизни я танцевал с дьяволом, играл с огнем и в итоге доигрался.

Не просто доигрался, а проиграл с разгромным счетом.

Переступил черту, откуда не возвращаются.

Перед глазами, как и неделю назад, маячило страдальческое лицо Моллой. Ее образ придавал мне сил, не позволял встать с дивана и натворить бед. На сей раз мне нельзя снова облажаться.

Ни при каком раскладе.

Если снова сорвусь, обратной дороги не будет.

— А знаешь, — протянула Шаннон, продолжая мусолить батончик, — никак не могу вспомнить, когда мы вместе встречали Новый год.

Зато я мог.

— Я учился в шестом классе, а ты в третьем. — Тот вечер ясно вставал в памяти, словно это было вчера. — Даррен оканчивал среднюю школу и как раз приехал, чтобы отпраздновать Рождество, когда у отца сорвало башню.

— Да, да. — Огонек в глазах сестры померк. — Припоминаю.

— Он разгромил дом, отрекся от Даррена, сломал маме руку, когда она кинулась защищать своего первенца, сломал мне нос, когда я вступился за маму, потом собрал чемодан и свалил на целый месяц.

— Точно, — шепнула Шаннон, закусив губу. — Это было последнее Рождество, которое Даррен провел дома.

— Угу, — тихо подтвердил я. — И последний Новый год, который я встречал в кругу семьи.

Не накачанный по уши наркотой.

— А осенью он уехал. — Сестра явно ностальгировала по прежним, относительно благополучным временам. — Получил аттестат и уехал.

— На секундочку, аттестат с отличием, он ведь у нас гений, — проворчал я. — Наверное, протирает сейчас штаны в каком-нибудь офисе, сидит за огромным столом перед навороченным компом и зашибает бабки своими блестящими мозгами.

— Надеюсь, — мечтательно вздохнула Шаннон. — Искренне надеюсь, что у него все благополучно.

— Все у него ништяк, — процедил я, чувствуя, как настроение стремительно портится. — Свалил и горя не знает.

— Да, наверное. — Взгляд сестры затуманился тревогой. — Ты его ненавидишь?

Я отрывисто кивнул.

Шаннон распахнула глаза:

— Серьезно?

— Серьезнее некуда, — отрезал я. — Презираю утырка.

За предательство.

За груз ответственности, который он перевалил на мои плечи, хотя нести его нам полагалось вместе.

За украденное будущее.

— А у меня нет к нему ненависти. — Шаннон настороженно покосилась на меня. — Да, мне обидно, что он ушел и не вернулся...

— Не просто не вернулся, — перебил я, чувствуя, как в груди закипает гнев. — Даже не позвонил. Ни разу за все время.

— Однако у меня по-прежнему нет к нему ненависти. Не представляю, как можно возненавидеть родного брата. — Шаннон лягнула меня пяткой. — Особенно любимого брата.

Я закатил глаза:

— Подлиза.

— Зато месяц выдался славный. — Губы Шаннон дрогнули в улыбке. — В смысле, когда отец свалил. Ну, за исключением маминой сломанной руки и твоего сломанного носа.

— Да, его стоило обвести красным в календаре, — хмыкнул я. — Считай, случилось первое Рождество, когда мама на самом деле была с нами.

— Кстати, да, — согласилась Шаннон. — Энергия тогда била из нее ключом. — Ее глаза радостно вспыхнули. — Помнишь, как она повела нас петь «Крапивника» в День святого Стефана? — хихикнула сестра. — Мы обошли всех соседей, все пабы и распевали до хрипоты. Денег набрали уйму.

— Да уж, — фыркнул я. — А все потому, что я убедил ее засунуть свою гордость куда подальше и отправиться по соседям.

— Серьезно?

— Ага, — безучастно откликнулся я. — Отец спустил все бабки, до получки маме было еще далеко, ее драгоценный Даррен днями и ночами готовился к выпускным экзаменам, а нам нужно было как-то сводить концы с концами, — добавил я, пожав плечами. — У Олли кончились подгузы, а в холодильнике мышь повесилась.

— Реально? — выдавила Шаннон. — Поэтому ты сразу после праздников устроился на работу к Тони? Из-за того, что мы остались без гроша?

Я пожал плечами:

— Типа того.

— Вау, — вырвалось у нее. — Впервые слышу.

— Ты многого не знаешь, Шан, — буркнул я, прихлебывая чай. — Радуйся.

— А я и радуюсь, — поспешно заверила она. — Я очень рада, Джо, и очень благодарна. Даррен, конечно, семи пядей во лбу, зато ты у нас кремень. — Сестра стиснула тонкими пальчиками мое предплечье. — Поэтому ты выкарабкаешься, третьего не дано. — Она многозначительно посмотрела на меня и шепнула: — Даже не сомневайся.

В дверь тихонько постучали; я мигом вскочил и поблагодарил небеса за передышку.

Разговор принимал непростой оборот, а мне сейчас не до тонких материй.

— Интересно, кто это к нам пожаловал? — крикнула мне вслед Шаннон.

— Надо открыть и выяснить, — сухо отозвался я, поворачивая в замке ключ и распахивая дверь.

При виде гостьи меня словно ударили под дых.

Обалдеть!

На пороге, обхватив себя руками за плечи, стояла Моллой. Такой несчастной и красивой я не видел ее за все шесть лет нашего знакомства.

— Привет, — шепнула она.

— Привет. — (Оклики Шаннон доносились как сквозь вату.) — Ты как? Нормально? — выдавил я, с трудом ворочая мозгами.

Темные круги под глазами и припухшие веки ясно говорили, что нет.

Лязгая зубами, Моллой сначала кивнула, а после замотала головой.

— Поговорим?

Под оглушительный стук сердца я шагнул