198

На первый взгляд непонятен смысл подобного устрашения, если учесть, что все это зрелище предназначалось только для трех зрителей: царя и его сыновей, заключенных в горах, среди враждебного населения и в самом сердце Германии. Это место перекликается с планами Гитлера относительно судьбы Сталина в случае его пленения. Он предполагал поселить его с комфортом в одном из замков в центре Германии, надо думать, в качестве наглядного напоминания о сокрушении столь серьезного противника. Но первым, кто в литературе отразил столь «рыцарское» обращение с поверженным восточным противником, был именно Штаден. В этом я вижу намек на то, что Гитлер, готовясь к войне, мог прочитать вкупе с другими материалами и записки соотечественников о планах покорения Московии. Советские вожди во главе со Сталиным накануне войны также читали переведенную нацистскую литературу, в частности «Майн кампф» и др. (См.: Илизаров Б. Иосиф Сталин. М.: АСТ, 2015. С. 111). Во всяком случае, известно, что во время работы над планом «Барбаросса» офицеры Генерального штаба штудировали многотомную «Историю России» Сергея Соловьева и другие материалы о России. Однако, когда Гитлер оказался в гораздо худшем положении в апреле 1945 г., он покончил с собой из опасения, что Сталин запрет его, словно зверя, в железную клетку и на потеху толпе будет возить по городам СССР. До сих пор остается загадкой, как поступили бы союзники, если бы Гитлер действительно попал им в руки живым?

В этом фрагменте есть еще один любопытный штрих: Штаден как видение из кошмарного сна описывает предполагаемый способ показательной казни захваченных с оружием в руках пленных московитов. На самом же деле и здесь он взял за образец для подражания финальные сцены битвы за Казань в начале октября 1552 г.: «Город был разграблен. Жителей убивали, выволакивали, и обнаженные трупы складывали в большие кучи. Затем убитым связывали вместе ноги внизу у щиколоток; брали длинное бревно, насаживали на него трупы ногами и бросали в Волгу по 20, 30, или 50 (трупов) на одном бревне. Так и спускались вниз по реке эти бревна с трупами. Они висели на бревне под водой, и только ноги оттуда, где они были связаны вместе, торчали вверх над бревнами. Это видел астраханский царь и опасался, как бы и астраханцам не были связаны так же ноги» (Штаден. Указ. соч. С. 73).

Штаден прибыл в Москву только в 1564 г., т. е. через 12 лет после падения Казани, так что писал с чужих слов или, возможно, видел нечто подобное во время погрома Великого Новгорода.

199

Только здесь Виппер впервые сообщает, что доклад содержит материал для нового издания его книги.

200

О записках Шлихтинга Виппер почти ничего не сказал, а между тем они дают богатый материал о масштабах и формах тирании Грозного, и он был поэтому, наряду с Флетчером, Горсеем, Таубе и Крузе, очень неудобным свидетелем эпохи. Уроженец Померании, образованный дворянин Альберт Шлихтинг, по мнению Н.М. Карамзина, попал в плен к русским в ноябре 1564 г. Прожил в Москве семь лет в качестве слуги и переводчика (знал немецкий и русский языки) бельгийского врача, обслуживавшего царя, и поэтому был неплохо информирован. Затем с помощью своего покровителя врача Арнольфа Лензэя бежал, написал польскому королю Сигизмунду II Августу «Новости из Московии», наполненные подробностями о фантастических по своей извращенности и жестокости казнях и войнах с собственным народом. Эти «Новости», перепроверенные и отредактированные (насколько это было возможно в те времена) итальянцем Гваньини, были переданы папской администрации, в архиве которой они хранятся до сих пор. «Новости» – одна из «первых ласточек», сообщавшая европейцам о подобных событиях в Московском царстве. «То, что я пишу вашему величеству, – подчеркивал в заключение Шлихтинг, – я видел сам собственными глазами содеянным в городе Москве. А то, что происходит в других больших и малых городах и крепостях, едва могло бы уместиться в (целых) томах» (Шлихтинг. Указ. соч. C. 85).

201

Здесь проговаривается истинная цель доклада: «полная и окончательная ликвидация мифа об Иване Грозном». Виппер, по неясной причине, опускает несколько ярких оценок опричнины и политики Грозного, восходящих, по-видимому, к официальной точке зрения, т. е. идущих от самого Ивана IV и на первый взгляд укладывающихся в советскую концепцию «прогрессивного» средневекового царя, борца с собственной феодальной аристократией и бюрократией. Штаден: «Он (царь. – Б.И.) хотел искоренить неправду правителей и приказных… страны, а у тех, кто не служил его предкам верой и правдой, не должно было оставаться в стране (ни) роду, ни племени). Он хотел устроить так, чтобы новые правители, которых он посадит, судили бы по судебникам без подарков, дач и приносов. Земские господа…вздумали этому противиться и препятствовать и желали, чтобы двор (опричный. – Б.И.) сгорел, чтобы опричнине пришел конец, а великий князь управлял бы по их воле и пожеланиями. Тогда всемогущий бог послал эту кару… которая приключилась через посредство крымского царя, Девлет-Гирея (сожжение Москвы. – Б.И.). С этим пришел опричнине конец… и никто не смел поминать опричнину под следующей угрозой: (виновного) обнажали по пояс и били кнутом на торгу. Опричники должны были возвратить земским их вотчины. И все земские, кто (только) оставался еще в живых, получали свои вотчины, ограбленные и запустошенные опричниками» (Штаден. Указ. соч. С. 69–70). С упразднением опричнины были казнены и многие видные ее представители, в том числе и такой «любимец» царя, как Федор Басманов и его отец. Научные споры о времени завершения опричного террора и его смысла идут до сих пор. Последние дни существования официальной опричнины Шлихтинг описал в меланхоличных тонах: царь «так опустошил город Москву огнем и мечом, что (там) можно было видеть несколько тысяч опустелых домов, так как в них не было никаких обитателей… В городе же царит такая пустота, что едва ли, по-моему, подобную испытал и Иерусалим» (Шлихтинг. Указ. соч. С. 83).

202

В это же время, т. е. летом 1942 г., в Ставке «Волчье логово» Гитлер отметил: «Сталину не удалось привить коммунистическое мировоззрение всей Красной Армии. Маршал Кейтль заявил, что большинство русских и сейчас для этого слишком тупы. Но Сталин хочет – как показали допросы попавших в плен его сына и секретаря, – согласно его собственным заявлениям, чтоб русские люди стали умны, как немцы, это бы подняло бы их на небывалую высоту, а Европа и Азия стали бы тогда неприступными бастионами большевизма, плацдармом, необходимым для победы его мировой революции» (Пикер