женщины, и в итоге ему не удалось сохранить не только ее жизнь, но и жизнь их нерожденного ребенка. Все, что он мог дать ей взамен, – это лишь несколько печатей императрицы, которыми она никогда не сможет воспользоваться, длинный посмертный титул и несколько сотен холодных, словно железо, слов, оставленных в анналах истории. Теперь, когда он ночи напролет будет проводить за чтением докладных записок и военных сводок, кто-то опять на цыпочках подойдет к нему и накинет на плечи теплое одеяние, но это уже никогда не будет она.

Император Сюй смотрел, как юная девушка входит в тронный зал, шаг за шагом приближаясь к нему. И хоть она была укрыта многослойной вуалью, скрывавшей ее лицо, он видел ее плавную и изящную походку, как будто она собиралась взлететь. На ней была надета точно такая же черная вуаль и абсолютно идентичное роскошное платье. Ему вдруг показалось, что это его семнадцатилетняя невеста Цзыцзань шла к нему навстречу сквозь прошедшие года. А под этой вуалью, как тогда, на ярко-красных губах все еще играла ласковая улыбка.

Девушка уверенно шла вперед по красному ковру, не оглядываясь по сторонам. Ее шаги были мягкими и беззвучными, и только черная вуаль, словно тучка, суматошно покачивалась туда-сюда.

В глазах Цзичана промелькнула хладнокровная улыбка, но он смог тут же скрыть ее, сохранив спокойное выражение лица.

Гунъе была одного возраста и примерно одного роста с Тилань. Кроме того, служанка тоже была очень миловидной, поэтому, облачившись в королевские одежды, она действительно выглядела как настоящая принцесса.

Старший брат Цзичана Чжунсюй с самого детства был очень дальновидным и проницательным. У него была великолепная репутация, и все хотели, чтобы он стал императором. Но Чжунсюй никак не мог ожидать, что его никчемный младший брат, надев у него перед носом маску покорности, подменит его невесту простой рабыней. И это еще было только началом.

В глазах простолюдинов во всем мире принц Чан был самовлюбленным и заносчивым юношей, в жизни которого всегда и все шло благополучно. Однако не стоит даже говорить о том, что никто из них не понимал, каким ничтожным чувствовал себя Цзичан тогда, когда стоял рядом с остальными братьями. Теперь ему исполнился двадцать один год, но с раннего детства он знал, что самое сложное и печальное в этой жизни – это не когда тебе некуда бежать и не когда от тебя все отвернулись, а когда у всех есть то, чего нет у тебя.

Он никогда не протягивал руку, прося о чем-либо, потому что знал, что не сможет этого получить. А если даже и получит, то это всегда будет поломанным или испорченным. Жестокая радость за совершенное возмездие взыграла в нем, и это было самое непревзойденное чувство, которое он когда-либо испытывал. Это счастье в один миг избаловало его, и с этого момента ничто другое не смогло бы так же заполнить пустоту в его сердце.

Цзичан смотрел на неторопливо идущую вперед молодую девушку и буквально видел, как сбываются все его мечты, спустившись солнечным лучом на ее худенькие острые плечики.

Девушка медленно опустила руки, которые до этого сложила на груди, придерживая черную вуаль. Утонченная пепельно-черная вуаль, словно струйка дыма, слой за слоем взлетала вверх, а затем падала на землю, как будто в центре безмолвного тронного зала цикада сбрасывала с себя многочисленные полупрозрачные тонкие личины. С каждым слоем лицо девушки становилось все более и более отчетливым.

Это была не Гунъе.

Внезапно Цзичан почувствовал себя так, будто он только что вышел наружу из тронного зала. В его глазах потемнело, и он вообще не понимал, что же произошло. Внутри него царила буря, но лицо по-прежнему оставалось спокойным и не выражало никаких эмоций.

В этот самый момент девушка проходила мимо него. Она замедлила шаг. Ее юбка зашелестела, как волны пышных цветов, кружившихся на реке Папар во время фестиваля Лиюй. Подхваченный ветром нежный голосок, который он слышал на протяжении многих лет, скользнул мимо его ушей. Это была пара фраз, очень тихо прозвучавших на языке царства Лэй:

– Это для Соланя… Я обещала дяде.

Она проскользнула мимо него и пошла дальше. Только остановившись около самого подножья трона, девушка собственными руками сняла оставшиеся два слоя черной вуали.

Император Сюй посмотрел на лицо этой девушки. Его мужественные брови от удивления взмыли вверх, и с языка чуть не сорвалось ее имя: «Цзыцзань».

Большие сверкающие глаза, напоминающие драгоценные камни; обворожительные блестящие черные вьющиеся волосы; подвеска, висевшая на ее шее, с изображением русалки, которая была символом их правящего рода. Она была похожа на нее как две капли воды.

На какое-то мгновение Чжунсюй впал в ступор, но затем к нему снова пришло осознание того, что Цзыцзань уже была мертва.

Девочка, которая сейчас стояла перед ним, обладала завораживающей и даже почти пугающей красотой, но, внимательно присмотревшись к ней, можно было понять, что в ней не было мягкости и нежности Цзыцзань. И даже если они и были похожи, то только благодаря кровному родству. Она была тоже необыкновенно красива, но в этом мире больше не существовало ни одного другого человека, полностью лишенного всех недостатков, как Цзыцзань. Девушка слегка повернула голову в сторону, будто пыталась что-то найти, и ее выражение лица стало смутно похожим на личико той маленькой девочки, которая в ту ночь сидела на плече куафу.

Тан Цяньцзы внезапно почувствовал, как огненно-красное острое лезвие со свистом вонзилось ему в грудь и из сердца хлынула кипящая струя алой крови. Обжигая, она лилась и лилась, пока не вытекла до самой последней капли. А когда она высохла, то оставила после себя зияющую пустоту в его душе. Порыв ветра с шелестом сдул оставшийся там пепел, разбросав его повсюду и вновь вызвав эту нестерпимую боль.

Он тщетно открывал рот, пытаясь произнести ее имя. Ее имя и было тем самым огненно-красным острым лезвием, которое вонзилось ему в сердце, перекрыло кровоток и с каждой пульсацией причиняло страшную боль.

Тилань.

Она всегда была упрямой, надменной и безрассудной. Он воспринимал ее только как ребенка, а она ненавидела его, скорее всего, той самой детской ненавистью. Но он никогда не мог подумать, что ее сердце уже было бескрайней пустыней, земля которой молча и безвозвратно трескалась и цунь за цунем погибала. Она больше не хотела быть приложением к нему и не собиралась находиться в его власти. Но как ни печально это было, даже ненавидя его, она все еще не могла решиться уйти и подвергнуть его