Наконец, это безумное наращивание вооружения столкнулось с острой зависимостью Германии от импорта сырья. Обладая лишь большими запасами угля, Рейху было необходимо огромное количество железной руды, меди, бокситов, никеля, нефти, каучука и многого другого, без чего современное производство и, соответственно, новые системы вооружения не могли обойтись{640}. В свою очередь, Соединенные Штаты, Британская империя и Советский Союз во всех отношениях были обеспечены намного лучше. До 1914 года Германия оплачивала эти статьи импорта за счет быстро развивающегося экспорта готовой промышленной продукции. В 1930-х годах делать это стало невозможно, так как германская промышленность была ориентирована на производство танков, орудий и самолетов для вермахта. Кроме того, затраты на Первую мировую войну, а позднее наложенные на страну репарации наряду с крахом в традиционных экспортоориентированных отраслях фактически оставили Германию без иностранной валюты. В 1938 году она обладала лишь 1% всех мировых золотовалютных резервов, в то время как на долю США приходилось 54%, а британцам и французам принадлежало по 11%{641}. Поэтому для оплаты жизненно важного импорта без перемещения за пределы страны дефицитной валюты и золота руководители Рейха установили жесткий режим управления валютными потоками, бартерными сделками и другими специальными «соглашениями». Также в рамках четырехлетнего плана были предприняты невероятные усилия по снижению зависимости от импорта путем производства синтетических заменителей (нефти, удобрений и пр.). Каждая предпринятая мера действительно в той или иной степени помогла, но ни одна из них по отдельности, ни все они в совокупности не смогли удовлетворить спрос, порождаемый растущим производством вооружений. Это объясняет периодически возникавший кризис в германской оборонной промышленности, когда национальные запасы сырья в очередной раз заканчивались, а средств для их закупки за пределами страны не было. В 1937 году Редер заявил, что из-за отсутствия необходимых материалов и сырья Германия может остаться без нового военно-морского флота. И в январе 1939 года Гитлер отдал личный приказ о значительном сокращении поставок для нужд вермахта стали, меди, каучука и других материалов, в то время как вся экономика участвовала в «экспортных войнах», чтобы получить необходимую валюту{642}.

Эта политика имела три важных последствия. Во-первых, Германия в 1938–1939 годах не была настолько сильна в военном отношении, как заявлял Гитлер и как опасалась западная демократия. В регулярной армии, насчитывавшей к началу войны 2,75 млн. человек, было очень мало мобильных и мощных дивизий, зато предостаточно плохо оснащенных подразделений резервистов; опытные офицеры и унтер-офицеры оказывались просто не в состоянии подготовить огромную массу необученных новобранцев. Невелики были и запасы вооружения и боеприпасов. Даже знаменитые германские бронетанковые подразделения насчитывали танков меньше, чем англо-французские войска вместе взятые на момент противостояния. Военно-морской флот, планы которого были сформированы исходя из начала войны в середине 1940-х годов, находился в состоянии, которое германские адмиралы описывали как «абсолютную неподготовленность к большому военному конфликту с Великобританией»{643}. Это было справедливо по отношению к надводному флоту, но подводные лодки должны были компенсировать имевшийся дисбаланс сил. Что касается люфтваффе, то их сила в первую очередь заключалась в хронической слабости их соперников. Однако и там постоянно ощущалась нехватка резервов и обеспечения. В конце 1930-х годов военно-воздушные силы Германии были не настолько мощными, как представляли себе ее противники: авиационная промышленность страны и сами пилоты испытывали трудности с переходом на самолеты «второго поколения». Например, «полностью готовых к полетам» экипажей самолетов было гораздо меньше, чем считавшихся пилотами «фронтовой авиации» на момент Мюнхенского кризиса, поэтому идея о том, чтобы «разбомбить Лондон до основания» сама по себе была абсурдна{644}.

Однако, возможно, было бы неблагоразумно ссылаться лишь на недавние ревизионистские работы, подчеркивающие неготовность Германии к войне в 1939 году. В конце концов, боеспособность — понятие весьма относительное. Немногие армии, если вообще таковые есть, могут похвастаться удовлетворением всех своих потребностей, поэтому слабость германской армии следует соотносить с состоянием вооруженных сил стран-противников. В этом случае Берлин будет смотреться намного лучше, учитывая уровень эффективности его вооруженных сил в оперативном плане: германская армия была способна собрать силы в «танковый кулак» и проявить разрешенную инициативу по ходу битвы, а координация действий производилась по радио; в свою очередь, военно-воздушные силы, несмотря на их нацеленность на выполнение «стратегических» миссий, могли поддержать удары армии с воздуха; подводный флот был малочислен, но очень мобилен с точки зрения выполнения тактических задач. Все это в той или иной мере компенсировало острую нехватку стратегического сырья, например каучука{645}.

Здесь мы подходим к рассмотрению второго последствия. Столь стремительное перевооружение германской армии и флота не могло не стать тяжким бременем для экономики страны, и у Гитлера возникло огромное искушение решить все экономические проблемы, развязав войну. Он прекрасно понимал, что захват Австрии не только увеличит его армию еще на 5 дивизий и откроет доступ к нескольким месторождениям железной руды и нефти и мощным металлургическим активам, но и принесет $200 млн. в виде золотовалютных резервов{646}. Присоединение Судетской области экономически было менее выгодно (несмотря на значительные запасы угля), и к началу 1939 года в Рейхе возник острый дефицит иностранной валюты. Поэтому ничего удивительного, что Гитлер с жадностью взирал на оставшуюся часть Чехословакии, и сразу же после оккупации в марте 1939 года прибыл в Прагу, чтобы лично оценить размеры «добычи». Кроме золотовалютных резервов, хранившихся в Чешском национальном банке, немцы получили большие запасы руд и металлов, которые тут же пошли на нужды германской промышленности, а крупные производители оружия теперь зарабатывали валюту для Германии, продавая свою продукцию клиентам на Балканах или обменивая ее на сырье и товары. Самолеты, танки и оружие многочисленной чешской армии также были изъяты — часть для вооружения германских дивизий, часть для продажи за валюту. Все это вместе с развитой промышленностью Чехословакии в значительной мере способствовало укреплению могущества Германии в Европе и позволило Гитлеру продолжить активное перевооружение (порой обрекая немцев на голод), пока не наступил очередной кризис. По словам Тима Мэйсона, «единственным “решением” для этого режима постоянных структурных кризисов, причиной которых были царившая в стране диктатура и быстрое и масштабное перевооружение армии и флота, являлась война, позволявшая получить дополнительную рабочую силу и материалы, что и лежало в основе концепции германского экономического развития по версии национал-социалистов»{647}.