Наконец, третье последствие составлял вопрос: как далеко может зайти Германия в своей политике завоеваний и грабежей и насколько ей хватит сил? После того как был запущен процесс перевооружения и армия получила современное оснащение, процесс завоевания более слабых соседей и захвата новых территорий, сырья и денег казался само собой разумеющимся. К апрелю-маю 1939 года стало ясно, что следующей будет Польша. Но даже если завоевать ее будет просто, действительно ли Германия готова к противостоянию с Францией и Великобританией, которое может гораздо сильнее осложнить ситуацию в экономике Великой Германии, до сих пор в значительной степени зависящей от импортного сырья. Данные свидетельствуют, что, в то время как Гитлер был готов рискнуть и выступить в 1939 году против демократического Запада, он все же надеялся, что они в очередной раз отступят и позволят ему осуществить еще одну грабительскую войну — против Польши; а она, в свою очередь, поможет германской экономике подготовиться к большой войне с великими державами, запланированной на середину 1940-х годов{648}. Даже несмотря на слабость Франции и Великобритании и с экономической, и с военно-стратегической точки зрения, а также политическую нестабильность в их высших эшелонах власти в 1939 году, преждевременное столкновение с этими державами было очень рискованным. Если военные действия вновь поставят эти страны в безвыходное положение, как в 1914–1918 годах, то первоначальное превосходство Германии в плане современного вооружения, вероятно, постепенно сойдет на нет. Еще менее вероятной была бы победа фюрера и его режима в случае, если бы Соединенные Штаты предоставили помощь своим союзникам или если бы военные действия распространились на территорию России, размеры которой подразумевали продолжительное, изматывающее противостояние — настоящую проверку стойкости экономической системы.

С другой стороны, поскольку нацистский режим существовал за счет экспансий, а авторитет Гитлера рос от завоевания к завоеванию, то как и где он мог бы остановиться? Вся логика его мании величия подразумевала, что ни в Европе, ни даже в мире не было государства, равного по мощи Германии. Только так его враги могли быть повержены, решен «еврейский вопрос» и установлен «тысячелетний рейх»{649}. Несмотря на прослеживаемую преемственность, германский фюрер очень сильно отличался от своих предшественников, Фридриха Великого и Бисмарка, фантастическими планами завоевания мирового господства и абсолютным игнорированием любых препятствий, стоящих на пути их реализации. Побуждаемый как этими безумными и долгосрочными устремлениями, так и необходимостью избежать краткосрочных кризисов в стране, Гитлер, как и японцы, был нацелен на скорейшее изменение мирового порядка.

ФРАНЦИЯ И ВЕЛИКОБРИТАНИЯ

Положение Франции и Великобритании перед лицом надвигающейся бури становилось все опаснее и сложнее. При всех значительных различиях между этими либерально-капиталистическими демократиями имелись и общие черты: обе они понесли большие потери в ходе войны; обе, несмотря на все приложенные усилия, не смогли восстановить в более или менее устойчивой форме многообещающую эдвардианскую политико-экономическую модель, о которой остались лишь воспоминания, обе испытывали растущее давление со стороны рабочего движения внутри страны, в обеих общественное мнение призывало избегать новых конфликтов и сконцентрировать усилия на решении внутренних проблем, «социальных» вопросов, а не налаживании международных отношений. Однако отсюда вовсе не следует, что у Лондона и Парижа была схожая внешняя политика. Разница в географическом и стратегическом положении, а также в давлении, оказываемом на правительства каждой страны, объясняет частые расхождения между этими двумя демократическими государствами в отношении к «германской проблеме»{650}. Однако, не находя компромисса в отношении средств и методов, в конечном счете они оставались единомышленниками. В течение беспокойного периода, наступившего после 1919 года, Франция и Великобритания, бесспорно, стремились к сохранению статус-кво.

В начале 1930-х годов именно Франция, казалось, была наиболее сильным и влиятельным государством, по крайней мере среди ведущих европейских держав. К этому времени ее армия была второй по численности среди армий великих держав (после советской), так же как и по уровню военно-воздушных сил (опять же ВВС Советского Союза были крупнее). В дипломатическом отношении Франция имела огромное влияние в Женеве и Восточной Европе. После 1919 года ее экономическое положение оставалось нестабильным в связи с необходимостью пересмотра позиций франка, поскольку государство больше не могло полагаться на британские и американские субсидии, а размер получаемых от Германии репараций был гораздо меньше, чем ожидалось. В 1926 году, когда Пуанкаре приступил к реализации мероприятий по стабилизации валюты, Франция уже была недалека от грандиозного промышленного подъема: объем выработки чугуна стремительно возрос с 3,4 млн. тонн (1920) до 10,3 млн. (1929), производство стали — с 3,4 до 9,7 млн. тонн, выпуск автомобилей — с 40 тыс. до 254 тыс., а по показателям производства химических продуктов, красителей и электротехнической продукции обошла даже лидирующие германские довоенные позиции. Установление благоприятного валютного курса франка способствовало росту французской торговли, а значительные запасы золота в Банке Франции обеспечили стране поддержку влияния в Центральной и Восточной Европе. Даже во время «великого краха», казалось, Франция пострадала меньше всех, отчасти благодаря своим запасам золота и правильной валютной политике, отчасти в связи с тем, что французская экономика в меньшей степени была зависима от положения на международном рынке, чем, скажем, британская{651}.

После 1933 года, однако, экономические показатели Франции начали неуклонно и пугающе быстро снижаться. Безуспешные попытки предотвратить девальвацию франка в условиях отсутствия у основных участников рынка золотых запасов привели к тому, что экспорт французской продукции становился все менее конкурентоспособным и внешняя торговля в стране начала приходить в упадок: «импорт снизился на 60%; а экспорт на 70%»{652}. В 1935 году после нескольких лет бездействия было принято решение о проведении политики дефляции, которое сильно ударило по ослабленному промышленному сектору. В 1936 году установленная Народным фронтом 40-часовая рабочая неделя и увеличение заработной платы лишь сильнее ослабили промышленный сектор. Эти действия и масштабная девальвация франка в октябре 1936 года ускорили и без того стремительный отток золотых запасов из Франции, тем самым подорвав кредитоспособность страны на мировых финансовых рынках. В сельскохозяйственном секторе, в котором на тот момент было задействовано около половины населения Франции и эффективность которого в сравнении с другими странами Западной Европы оставляла желать лучшего, цены на излишки продукции оставались низкими, а значит, и уровень дохода на душу населения также уменьшался. Эти тенденции усиливались в связи с возвращением в деревню потерявших работу рабочих; единственный положительный момент их возвращения (кстати, весьма сомнительный), как и в Италии, заключался в том, что это маскировало реальный уровень безработицы. Значительно снизился объем жилищного строительства. Новейшие отрасли промышленности, такие как автомобилестроение, во Франции находились в состоянии стагнации, тогда как в других странах они постепенно восстанавливались. В 1938 году стоимость франка составляла лишь 36% от уровня 1928 года, показатели промышленного производства — всего 83% от показателей десятилетнетней давности, объем выпуска стали — всего лишь 64%, объем жилищного строительства — 61%. Вероятно, наиболее пугающую цифру, учитывая возможные последствия для сохранения могущества Франции, представлял размер национального дохода, в год проведения Мюнхенской конференции бывший на 18% ниже уровня 1929 года{653} — при том, что Германия в этот период становилась все опаснее и перевооружение было просто необходимо.