Столь же неудачным был день 26 июня для 18-й авиадивизии. Ее бомбардировщики ДБ-3 выполнили 61 самолето-вылет (почти вдвое больше, чем в предыдущий день), сбросив 347 ФАБ-100 на район Сокаль, Радзехов, Берестечко. При этом 93-й полк дивизии потерял 7 бомбардировщиков, не вернувшихся с боевого задания. В тот же день тот же полк пережил атаку на свой аэродром, но бомбы легли на край летного поля и никакого ущерба не причинили.

Наибольшие потери 26 июня понесла 62-я авиадивизия. Она выполнила всего 73 самолето-вылета, при этом были потеряны сразу 14 СБ и 1 Пе-2. После отвлечения на ковельское направление 25 июня, дивизия 26 числа «работала» по тем же целям, что и другие авиасоединения Юго-Западного фронта – Радзехов, Берестечко, Стоянув. Были сброшены 152 ФАБ-100, 350 ФАБ-50.

Всего, по немецким данным, 26 июня было сбито 68 советских машин в воздушных боях и 5 огнем зенитной артиллерии. Чаще всего заявлялось об уничтожении ДБ-3, машин этого типа немцы сочли сбитыми 26 штук. Это довольно странно, так как больше всего было сбито СБ, в немецкой терминологии «мартин-бомберов». В целом 26 июня 1941 г. в какой-то мере можно назвать «черным днем» для ВВС Юго-Западного фронта. Были понесены тяжелые потери, причем в отличие от ударов по аэродромам, уничтожавшим преимущественно технику, потери в воздушных боях чаще всего означали потерю экипажей. Никакого согласования действий с мехкорпусами, строго говоря, не было. В частности, Лешнев и вообще оборона противника перед фронтом наступления 8-го мехкорпуса среди целей бомбардировщиков не фигурировали. Также отсутствовало прикрытие корпуса Рябышева с воздуха. Истребители авиадивизий фронта летали почти исключительно на сопровождение своих бомбардировщиков.

Танк БТ-7 с распахнутыми люками. Позади него в небо смотрит 85-мм зенитка обр. 1939 г.

Причиной отсутствия советских истребителей над боевыми порядками 12-й танковой дивизии были отнюдь не удары по аэродромам утром 22 июня. В строю еще оставалось довольно много боевых самолетов, в том числе новейших типов. На 27 июня в 15-й авиадивизии все еще оставалось 37 истребителей МиГ-3. При надлежащей организации связи и взаимодействия МиГи могли если не разогнать немецкие бомбардировщики, то, по крайней мере, серьезно затруднить им работу.

Следует сказать, что советская авиация действовала примерно в одном и том же районе, не смещая точку приложения усилий по мере движения немецкого танкового клина на восток. Это дало 11-й танковой дивизии короткую передышку. Шродек с удовлетворением отмечает: «Применение нашей авиации приводит в этот день к ослаблению активности русских самолетов, что было, в общем-то, приятно заметить». Возможно, немецкий танкист стал свидетелем боя 18 И-153 из 92-го истребительного авиаполка с Me-109 над Дубно в середине дня, в нем было потеряно 2 И-153. Однако 11-я танковая дивизия всего лишь удалилась от огненного коридора у Берестечко и Радзехова. Напомню, что Кемпф был вынужден перенести свой штаб из Берестечко, в том числе под воздействием авианалетов «сталинских соколов».

Подводя итоги боевых действий в районе Бродов 26 июня, приходится констатировать, что немцам удалось сдержать первый удар 8-го мехкорпуса и изготовиться к отражению следующих атак.

Если бы советские танкисты решили на следующий день продолжить наступление на прежних направлениях, их бы встретила намного более прочная оборона. Рябышев в конце дня отправляется в 34-ю танковую дивизию. В мемуарах он объясняет это отсутствием донесений из нее, но эта причина, очевидно, надуманная: для выяснения обстановки и получения дневного донесения достаточно было послать делегата связи. Комкор явно связывал с 34-й танковой дивизией надежды на развитие контрудара корпуса. Она не получила сокрушительного удара с воздуха и находилась в наилучшем положении. Однако в ночь с 26 на 27 июня произошли события, резко изменившие ход контрудара и приведшие к неожиданным последствиям.

Вечером 26 июня командир 12-й танковой дивизии Т. А. Мишанин принимает, прямо скажем, спорное решение вывести свою дивизию из боя. К сожалению, впоследствии погибший генерал нигде и никак не объяснил свой приказ. Исходя из имеющихся сейчас данных об обстановке, можно предположить, что он стремился вывести дивизию (точнее то, что от нее осталось) под защиту лесного массива и подтянуть отставшую технику. Лес давал прикрытие от наблюдения с воздуха и тем самым снижал эффективность авиаударов. Кроме того, после дневного боя в распоряжении Мишанина оставалось всего около 40 танков, а артиллерия была практически полностью выбита. В такой обстановке контрудар противника мог привести к окружению и разгрому соединения. Нельзя не отметить, что схожее решение принял его сосед справа И. В. Васильев, оттянувший свою дивизию немного назад, в лес на северном берегу Слоновки. Не исключено также, что Мишанин согласовал отход с Рябышевым, и его конечной целью была рокировка 12-й танковой дивизии в полосу 34-й танковой дивизии. Такие маневры довольно часто применялись советскими войсками в 1944–1945 гг.: при наступлении на параллельных маршрутах наступавший менее успешно корпус разворачивался в затылок добившемуся лучших результатов и развивал его успех.

Так или иначе, к полуночи приказ Мишанина был исполнен, 12-я танковая дивизия вышла из боя. При сохранении задач на контрудар в направлении на Берестечко этот шаг мог стоить генералу очень дорого. Однако новые распоряжения из штаба фронта неожиданным образом совпали с его решением о выводе 12-й танковой дивизии из боя. В 2.30 27.6.41 г. в штаб 8-го механизированного корпуса прибыл генерал-майор Панюхов и передал Д. И. Рябышеву устный приказ командующего Юго-Западным фронтом, гласивший:

«37-й стрелковый корпус обороняется на фронте м. Почаюв-Новы, Подкамень, Золочев. 8-му механизированному корпусу отойти за линию пехоты 37-го стрелкового корпуса и усилить ее боевой порядок своими огневыми средствами. Выход начать немедленно».

Итак, исхлестанная немецкой авиацией 12-я танковая дивизия к 24.00 26 июня уже была выведена из боя. Решение Т. А. Мишанина попросту осталось незамеченным, получалось, что он просто упредил следующий приказ штаба фронта. В противном случае он рисковал оказаться под следствием, подобно расстрелянному командиру 14-го мехкорпуса Оборину.

Получив новый приказ, Рябышев незамедлительно отдает распоряжения подчиненным ему соединениям:

«34-й танковой дивизии выйти из боя и, двигаясь по маршруту Червоноармейск, м. Почаюв-Новы, сосредоточиться в районе юго-восточнее м. Почаюв-Новы.

12-й танковой и 7-й мотострелковой дивизиям, двигаясь по маршруту Броды, Подкамень, сосредоточиться южнее и юго-восточнее Подкамень».

Заметим, что слова о выводе из боя присутствуют только в отношении 34-й танковой дивизии. Относительно двух других дивизий есть только указание о маршруте движения. Впоследствии в своих воспоминаниях Рябышев несколько подкорректировал ход и хронологию событий, чтобы задрапировать отвод дивизии Мишанина. Для этого ему пришлось сдвинуть приезд Панюхова на 4 часа утра, на полтора часа относительно действительного времени, указанного им в отчете июля 1941 г. Далее комкор в своих мемуарах написал: