Нуждающиеся редко уходили с Гороховой без денег. Матрена вспоминала, что отец никогда не отказывал просителям в нескольких рублях. Сам он был равнодушен к деньгам и щедро раздавал пачки банкнот тем, кто в этом нуждался. Деньги не привлекали его, писала Матрена, и «он всегда раздавал их, чтобы облегчить судьбу множества несчастных, которым удалось тронуть его сердце»26. Глобачев и великая княгиня Ольга, сестра Николая, говорили о щедрости Распутина то же самое27. Одно в Распутине не вызывает сомнения – он никогда не стремился к материальной выгоде. Алчность ему была не свойственна. Источники доходов Распутина неясны. Последний начальник царской полиции Алексей Васильев писал, что Александра давала ему 10 тысяч рублей в год – по-видимому, это были ее личные, а не государственные деньги28. Молва же утверждала, что Распутин с помощью Вырубовой получает от императрицы огромные суммы29. Журналисты писали, что Распутин ведет роскошный образ жизни в Петрограде, а семья его в Покровском бедствует, не имея ни копейки30. Но Распутин постоянно жаловался на скупость императрицы – об этом говорила и золовка Александры. Александра дарила Распутину одежду, вещи для дома в Покровском, но не собиралась оплачивать его постоянные странствия и повседневные расходы. Сестра царя, Ольга, писала, что никогда не слышала, чтобы Распутин о чем-либо просил Николая и Александру для себя лично – только за других31. Судя по всему, он жил на деньги своих богатых друзей, благотворителей и поклонников. Они делали ему дорогие подарки, приносили продукты и вино. Он часто брал деньги взаймы у друзей, например у Алексея Филиппова, но всегда быстро возвращал долги. Дверь его всегда была открыта. Многие люди ели и пили за его счет – и дома, и в ресторанах и клубах. Те, кто знал его, говорили о его щедрости. Распутин всегда гордился репутацией хорошего хозяина и благотворителя32.

Жизнь на Гороховой была неспокойной. Матрена вспоминала, что телефон не умолкал – постоянно сыпались приглашения в театр, или на «Виллу Родэ», или в другие места. И Распутин редко отказывался33. В последние два года жизни телефонный номер Распутина – 646-46 – знали многие. Рядом с телефоном лежал лист бумаги, на котором Распутин записал номера тех, кому он звонил чаще всего: Саблера, военного министра Сухомлинова, Муни Головиной34. И еще на листе был номер «Красавицы» (69–51) – по-видимому, это был телефон массажистки, которая часто бывала у Распутина (именно она благодарила его за молитвы в письме, приведенном выше)35. Иногда звонила Вырубова. Александра звонила редко и только с просьбой приехать. После таких звонков у дома сразу же появлялась присланная машина.

Днем Распутин пил чай дома в обществе друзей. «Отец мой разговаривал, смеялся, веселился, рассеянно вдавался в непонятные религиозные рассуждения, – вспоминала Матрена. – Голос его смягчался, когда он говорил о Сибири. Он с восторгом и радостью говорил, что хочет вернуться, что сыт по горло Санкт-Петербургом и шпионами, которые его окружают. А потом он успокаивался и долго молчал, погрузившись в свои мысли». Ему нравилось слушать граммофон или пение своего друга Деревенского. Чаще всего он возвращался домой очень поздно, дочери его давно уже спали. Иногда они ждали его и, заслышав его шаги на лестнице, прыгали в постель и притворялись спящими. Он никогда не ложился спать, не зайдя к ним в комнату и не перекрестив их36. Иногда вечеринки устраивались прямо на квартире. Благовещенский вспоминал, как летней ночью его разбудил страшный шум37. Из своего кабинета он слышал смех, опереточную музыку и грузинские песни. Раздавалось громкое пьяное пение. В квартире танцевали. Благовещенскому казалось, что это веселье никогда не кончится.

Владимир Пуришкевич назвал это «министерской чехардой». С июня по ноябрь 1915 года уйти пришлось восьми министрам и ключевым фигурам в армии и Церкви. Уволены были Маклаков, Сухомлинов, Саблер, Щегловитов, великий князь Николай Николаевич, Самарин, Щербатов и Кривошеин (Главноуправляющий землеустройством и земледелием). Смена министров продолжалась в последние месяцы режима. К моменту отречения Николая в марте 1917 года в России сменилось четыре премьера, пять министров внутренних дел и четыре министра сельского хозяйства. Бесконечная чехарда не имела никакого смысла. Министров назначали, увольняли и переставляли без явной логики или резона. Более того, многие из этих людей не обладали ни нужными для такой работы качествами, ни квалификацией1.

«Министры летели, как осенние листья с дерев, по манию Распутина, – писала Зинаида Гиппиус. – По его же манию назначались новые»2. Все были уверены, что министерская чехарда происходит по желанию одного человека. А как еще это можно объяснить? Кто, если не Распутин, может осуществить такие перестановки? Глобачев писал, что каждый новый министр знал, что первая его обязанность – определить отношение к Распутину. Друг он ему или враг? Этот выбор следовало сделать всем – нейтральным остаться было нельзя3. Здравый смысл подсказывал, что удержаться на должности долго могут только друзья Распутина. Министерская чехарда происходила у ног Распутина, и к осени 1915 года большинство русских было уверено, что именно Распутин и есть настоящий царь. В действительности же Распутин практически не играл никакой роли в министерских перестановках. Все это было результатом разрушения политико-бюрократической машины царской России, которая в условиях войны рушилась с еще большей скоростью4.

Распутин не назначал и не увольнял министров, но это не означало, что у него не было мнения по этому вопросу. Он имел свое мнение и не скрывал его. В начале мая 1915 года Распутин встретился с министром финансов Петром Барком, беседовал с ним два часа и вышел полностью удовлетворенным5. Но через несколько месяцев Распутин попытался добиться его увольнения и назначения на его пост графа Владимира Татищева, богатого дворянина, министерского чиновника, председателя правления Соединенного банка в Москве. Татищев также возглавлял общество «Богатырь» по производству и торговле резиновыми изделиями. Общество это было создано в Москве в 1910 году с использованием капиталов банка Татищева. Среди акционеров «Богатыря» были императрица, бывший премьер и министр финансов Коковцов и Распутин. Благодаря таким связям «Богатырь» получал множество заказов на поставки для императорского двора в 1912 году. Звание «поставщика императорского двора» давало компании большие преимущества на рынке6. Князь Андроников той осенью тоже пытался сместить Барка. В письмах к премьеру Горемыкину и графу Фредериксу он намекал на сомнительные финансовые сделки Барка и называл его «помесью германского колониалиста и еврея». (В глазах Андроникова величайшим грехом была принадлежность к еврейскому народу7.) Мы не знаем, были ли действия Распутина и Андроникова скоординированы, или они действовали по отдельности.

26 ноября 1915 года Александра написала Николаю о том, что можно заменить Барка Татищевым, который искренне предан Николаю, любит Распутина и не одобряет действия московского дворянства. Татищев говорил Вырубовой, что Барк совершил много ошибок, и он был бы рад помочь ему советом. «Наш Друг говорит, что Татищеву можно доверять, – он богат и хорошо знаком с банковским миром. Было бы хорошо, если бы ты повидал его и выслушал его мнение. Она говорит, что он очень симпатичен». Александра писала Николаю, что хотела бы их познакомить8. Но советы Распутина и Андроникова остались без внимания: Барк оставался на своем посту до конца февраля 1917 года.