– А тяжелей нельзя было?

– Тяжело в ученье – легко пою! – сказал нерусский тать и в спину подтолкнул.

Пошли наискосок через какой-то просторный двор, огороженный каменным трёхметровым забором с вышками по периметру. Молчаливые, серые волкодавы кровавыми глазами стерегли чужака – Посланник шкурой ощущал свирепые взгляды. Приглушенное ржание послышалось неподалёку. Пленник подумал про конюшню и вдруг похолодел, увидел «борзого коня» – пожилой человек, одетый в полосатую больничную пижаму, стоял на четвереньках посредине зелёной лужайки. Белогривый этот «конь» мирно пощипывал весеннюю травку и время от времени заливисто ржал, вскидывая бледную морду к небесам. А неподалёку от «коня» стояли, курили два здоровенных «снежных человека» в белых застиранных халатах.

«Санитары! – с ужасом понял Посланник. – Вот это влип!»

В спину опять подтолкнули, взошли на крыльцо и направились по длинному пустому коридору, где истуканом торчал охранник с бритой головой, блестящей как большой биллиардный шар. Затем по лестнице поднялись в комнату, похожую на приёмный покой. За решеткой под замком пламя плясало в камине, потрескивая, играя бликами.

Приказав сидеть и ждать, заморский тать пропал за дверью. Облегчённо вздыхая, пленник поставил гири на паркет рядом с камином. Настороженно посмотрел по сторонам. Потом, покряхтывая, снова гири подхватил и подошёл к столу, заваленному бумагами, полистал какие-то тетради, папки и увидел пометку: «Остров Блаженных. Клиника профессора Психофилософского».

Вспоминая уроки под небесами, Выпускник припомнил и Гомера и Гесиода, которые в своих творениях упоминают райские поля, тот самый Элизиум, который будто бы находится на Островах Блаженных, где счастливой вечной жизнью живут избранники божьи. И в то же время райский Элизиум, по представлению того же Гомера и других посвященных, находился в Нижнем, Подземном мире.

У него даже ноги ослабли от этого кошмарного открытия. Вытирая пот со лба, Златоуст посмотрел на шикарное вольтеровское кресло, хотел пройти и сесть, но понял, что гири помешают нормально сидеть. И тогда он сел верхом на гирю и опечаленно покачал головой; в эту минуту он был похож на барона Мюнхгаузена, который собрался лететь на ядре – к ядрёной бабушке. «Да хоть куда! – Закрывая глаза, он поморщился. – Мне всё равно».

Хорошо было в тепле возле камина – после холодного, промозглого сарая. Пленник обмяк, расслабился. Голова на грудь склонилась – шрамы со свежей запёкшейся кровью, похожей на сургучные печати, стали видны. Пленник задремал, но ненадолго.

3

В разгоревшемся камине что-то громко стрельнуло. Гранёные прутья решётки с замком – разлетались чугунными щепками. Чёрно-синий дым ядовитыми клубками повалил. И неожиданно из этого дыма сложилась фигура большого ворона, который трижды каркнул, перекувыркнулся под потолком – и превратился в человека в белоснежном смокинге, в белом цилиндре, в белых лакированных туфлях. Левая рука была трёхпалая – большая лапа ворона, блистающая кольцами. А в правой руке – пропеллером вращалась тросточка в виде метлы, сверху которой мерцал шестиугольный тёмный алмаз-набалдашник.

Странный красавчик постоял возле камина, посмотрел на растрескавшиеся изразцы.

– Профэссор, – сказал он, налегая на букву «э», – профэссор будет недоволен, а что поделаешь? Не могу по-другому. В небесных академиях не обучался. Хо-хо. – Красавчик вынул из нагрудного кармана и водрузил на переносицу чёрные очки. – Доброе утро, молодой человек. Вы ко мне на приём? Записались? Ну, проходите.

Златоуст мучительно стал припоминать, где он видел этого супчика, но припомнить не мог. И только запах серы, запах тухлого яйца заставил насторожиться. Красавчик, приторно-приветливо улыбаясь, пригласил посетителя в кабинет, ничуть не смущаясь тем, что посетитель с гирями корячится.

Кабинет обставлен был в духе современности: дорогие компьютеры, богатые кресла, кожаный диван; на стенах картины, похожие на бред сумасшедшего. В углу – вместо иконы – портрет Нечестивцева, победившего в последней Гражданской войне. Продолжая улыбаться, красавчик снял ведёрко белого цилиндра и, не глядя, отправил на вешалку – цилиндр, медленно вращаясь, пролетел по воздуху и послушно уселся на металлическую никелированную рогатину.

Выпускник небесной академии за годы учёбы забыл простую земную жизнь с её заботами, проблемами, встречами и расставаниями. И потому не сразу вспомнил Воррагама. «Где я видел его? – пронеслось в голове Златоуста. – На кого он похож?»

Заскрипели дверцы шкафа, внутри которого засверкала батарея всяких медицинских склянок. Красавчик осторожно вынул одну из них. Склянка с бурой жидкостью, оказавшись на столе, вдруг стала закипать под воздействием солнечного света – косые лучи ломились в окошко, забранное решётками.

– Кофейку не желаете? Или вы предпочитаете амриту?

– Предпочитаю не пить с незнакомыми.

– Неужели не узнал? Не верю!

– Вот теперь узнал. Вы – Станиславский. Красавчик захохотал-закаркал вороньим горлом.

– Итак, мы познакомились. Теперь – ближе к делу. Нарочито зевая, Посланник всем своим видом желал показать, что никакого общего дела между ними нет и быть не может.

– Станиславский, – небрежно спросил он, оглядывая кабинет, – ты что здесь делаешь?

– Историю, – с улыбкой ответил красавчик и опустился в богатое вольтеровское кресло. – А если быть точным, я заключаю контракты.

– Ой! – игриво изумился Посланник. – Не делайте мне смешно. Контракты? Это с кем же?

– С большими людьми. – Воррагам показал на потолок. – Теперь вот с тобой, Златоустом…

– Весьма польщён. Весьма. Что за контракт? И можешь ли ты, Анатас, назвать мне два-три имени, с кем ты уже заключил…

– О, нет, пардон! – вращая тросточку, воскликнул Анатас, прохаживаясь по кабинету. – Условия контракта не дают мне такого права. Могу только сказать, что я работаю с приличной публикой, имена которых на слуху. – Он остановился около книжного шкафа, белой тросточкой размеренно взялся постукивать по книжным переплётам и молоть какой-то сущий вздор, в котором был и «Демон» Врубеля, и «Демон» Лермонтова, «Бесы» Достоевского и «Бесы» Пушкина.

– И всё это было сделано при непосредственном участии моего хозяина, посредником которого является ваш покорный слуга.

– Да, да, да. – Златоуст покачал головой, соглашаясь. – Одного такого посредника я уже знал. Звали его Старик-Черновик. Он тоже любил рассказывать много интересного насчёт того, как работал с Пушкиным, с Гоголем горилку пил по вечерам на хуторе близ Диканьки.

– Старик твой – шут. Паяц. А Нишыстазила – фигура серьёзная. – Рассердившись, Анатас даже сам не заметил, как проболтался, но отступать было поздно. – Да! Это он! Но это между нами.

В кабинете стало тихо. Бурая жидкость в стеклянной колбе перестала кипеть – солнечный свет передвинулся на край стола.

– Раньше я не мог понять, что такое Анатас, – признался Посланник. – И только теперь, когда посмотрел на тебя со спины, вдруг дошло. Спереди ты – Анатас. А со спины – Сатана. Всё гениальное просто.