От изумления глаза Воррагама увеличились так, что тёмные очки зашевелились на переносице.

– И после этого, – прошептал он, поправляя очки, – ты будешь говорить мне, что ты лирик?

Какое-то время они молча стояли возле модели Вселенной. Размеренно, беззвучно – невероятным каким-то образом удерживаясь в воздухе – вращались голубые, красные и оранжевые планеты; звёздочки серебряно сияли; солнце ходило по кругу, то скрываясь за горизонтом на западе, то восходя на востоке.

– Мы с тобою можем завоевать весь мир! – горячо стал убеждать Воррагам. – Ты только прикинь – весь мир у наших ног! А ежели точнее – у твоих.

Задумавшись, Посланник грустно глядел на махонькое солнце, яичным желтком медленно ходившее по кругу, на крохотно-сияющую дробь созвездий, заманчиво мигающих во тьме, когда наступала «миниатюрная» ночь.

– Какая человеку выгода в том, что он завоюет весь мир, но при этом потеряет собственную душу? – Златоуст помолчал и вздохнул, добавляя: – Это из Библии. Евангелие от Матфея. Читал?

– Да ты что, смеёшься? Я всё больше этих, чернокнижников, только то, что по работе необходимо. – Заметив что-то неладное в движении созвездий и планет на макете вселенной, Воррагам насторожился. – А в чём дело? Что такое?

4

Посланник что-то стал шептать разбитыми губами, которые вдруг зазолотились так, что засияли под густою щёточкой усов. Он шептал, шептал и пристально, жутковато глядел на модель Вселенной. И вдруг там что-то будто бы сломалось – маленькое солнце, ходившее по кругу, застыло на месте. А внизу, между горами и долами, вдруг стали с тихим и зловещим треском разрушаться города и деревни, одеваясь облаками серой пыли и ядовито-чёрного дыма.

Воррагам, собираясь что-то крикнуть, лишился голоса. Хотел ударить Златоуста – замахнулся тросточкой – и замер, как восковая фигура. Он был парализован какою-то незримой, незнакомой силой, идущей от небесного посланника, лицо которого за несколько секунд изменилось до неузнаваемости – страшно побелел от перенапряжения, покрылся каплями крупного пота. Скулы заострились. Кулаки затвердели. Губы плотно сжались, утратив золотое сияние.

– Словом останавливали солнце, словом разрушали города, – прошептал он, опуская глаза. – А я всё это научился делать силой мысли. – Он вытер пот рукавом. – Неужели ты думаешь, будто я эту силу могу направить против людей?

Придя в себя, Воррагам задёрнул шторы, за которыми слегка дымилась полуразрушенная модель Вселенной. Обалдело потрясая головой, он походил по кабинету и, заметив дымок на полу, подобрал осколок миниатюрного метеорита, вылетевшего за пределы модели Вселенной. Осколок был ещё горячий – Воррагам стал перекидывать его из ладони в ладонь, прежде чем бросить в камин.

– Вот это номер. Я от страху чуть ни это, – Анатас восхищённо каркнул. – Ну, Ванька, мать твою!

– Ты мать мою не трогай.

– Извини. – Остановившись около буфета, Воррагам достал рюмку, сделанную в виде стеклянного человеческого черепа. – Кстати, насчёт матери. Ты знаешь, нет ли? Она тебя давно уже похоронила, оплакала.

Посланник вскинул брови.

– То есть, как – похоронила?

– А что ж ты хочешь! – Анатас наполнил рюмку зельем, похожим на реактивное топливо. – Много лет назад в тайге нашли твою одежду на берегу. Ну, вот и подумали, что утонул. Правда, какой-то черномазый старик приходил в деревню, говорил, что ты живёшь за облаками и скоро вернёшься. Это, как ты понимаешь, был Старик-Черновик. Только разве кто-нибудь поверит такому бреду? Так что выпьем, Ванечка, за упокой. Земля тебе, Ванечка, пухом. И царствие тебе небесное.

Златоуст помрачнел. Стал расспрашивать о родных. Новости были неутешительные. Дед Илья скончался. Мамка Хрусталина давно болеет. Великогроз Горнилыч тоже хворый, молоток на кузнице уже поднять не может. И хорошо бы родителей – намекал Воррагам – на море свозить, подлечить на курортах. Да и сеструхе Надюхе помочь не мешало бы. Один только Апора, старший брат, полковник, процветает в Лукоморске. Живёт – не тужит. Трое детей. Жена-красавица. Незабудкой звать жену. Иван, наверно, помнит, такую Незабудку не забудешь.

– А ты откуда всё это знаешь? – удивился Златоуст.

– Служба такая, мусье. На каждого клиента мы заводим досье. Рассказ о родных зацепил за живое. Посланник задумался, отрешённо глядя за окно, забранное решёткой.

– Я согласен подписать. Только не с тобой. Мне нужен главный.

Медленно, демонстративно Воррагам снял очки и несколько секунд они смотрели друг на друга – кололи стальными иглами. Хладнокровная выдержка Воррагама была сильна, и всё-таки.

– А не много ли ты хочешь? – сурово спросил он, опуская глаза, а точнее, свой единственный глаз, в котором кривился-вихлялся зелёный змеёныш. – Ты наглеешь, Ваня. Испытываешь моё терпение.

– Я тебе сказал своё условие. И ты это не можешь не передать.

– Умный, собака. – Воррагам осклабился. – Не зря учили. Но если мы выйдем на Главного – нужно будет кровью подписать.

– Разберёмся. Я не Фауст, он не Мефистофель, так что, может, обойдемся без этих кровожадных церемоний.

– Ну, это вы решите без меня. А сейчас я покажу тебе контракт от имени Главного. Образец.

Забывая, что он без очков «не видит», Златоуст бегло просмотрел казённую бумагу, по нижнему краю словно бы истоптанную печатями козлиных копыт.

– Расчет исключительно в золларах? Тут опечатка. Исправь.

– Не опечатка, нет. Доллар скоро выйдет из употребления. Золлар на смену придёт. Мировая валюта.

Посланник вселенной вернул бумагу на стол.

– Хорошо. – Он брезгливо поплевал на ладони и стал вытирать о штаны. – А когда я увижу Главного?

– Завтра. Ну, от силы – послезавтра.

– Замётано! – Глаза Посланника отчаянно сверкнули. – Дело сделано, можно сказать! Так чего же мы сидим, как на поминках? Наливай.

Воррагам подал хрустальный череп. Они звонко чокнулись. Кроваво-коньячное зелье, похожее на реактивное топливо, пролилось на пол и зашипело, прожигая дырки на паркете.

– За успех великих начинаний! – провозгласил Анатас. Приподняв стеклянный череп, Златоуст неожиданно замер, напряжённо, мрачно глядя куда-то в тёмный угол. В комнате раздался резкий треск, вслед за которым полыхнул короткий ослепительный блеск – словно сухая молния. И тут же за стеною раскатился могучий гром – с потолка штукатурка посыпалась. Пламя в камине погасло. В темноте раздался звон разбитого стекла и в соснах за окном зашумел холодный ураганный ветер, с треском ломающий ветки и даже гнилые деревья, плохо стоящие на ногах.

– Стой! – бросая чашу с зельем, в темноте завопил Воррагам, вырывая пистолет из ящика стола. – Стой, глядюка!

Выстрел показался громовым, потому что совпал с очередным раскатом грома в небесах. Пуля шарахнула в стену – высекла искры из какой-то железной штуковины. Двигаясь на ощупь, спотыкаясь и подзывая на помощь, Воррагам добрался до газовой лампы, запалил её и осмотрелся. В комнате пленника не было, только на полу возле разбитого окна виднелись две брошенных гири и стальные разорванные цепи.