Семьсот миллионов людей на планете живут сегодня в крайней бедности. В регионах, где их концентрация особенно высока, ожидаемая продолжительность жизни не превышает шестидесяти лет, а больше четверти населения недоедает. Почти миллион детей каждый год умирает от пневмонии, полмиллиона – от малярии и дизентерии и сотни тысяч – от кори и СПИДа. В мире свирепствует дюжина войн, в одной из которых уже погибло больше 250 000 человек, и только в 2015 году как минимум 10 000 несчастных стали жертвами геноцида. Больше двух миллиардов человек – почти треть человечества – пребывает под пятой автократических режимов. Почти пятая часть населения мира не получает начального образования; почти шестая часть неграмотна. Каждый год пять миллионов людей гибнут в результате несчастных случаев и больше 400 000 – от рук убийц. От клинической депрессии в мире страдают почти триста миллионов человек, 800 000 из которых покончат с собой только в этом году.

Богатые и развитые страны ни в коей мере не застрахованы от всех этих бедствий. Доходы низших слоев среднего класса за последние 20 лет выросли меньше чем на 10 %. Пятая часть американцев по-прежнему верит, что женщины должны вернуться к своей традиционной роли, а десятая часть не готова принять межрасовые любовные отношения. В стране ежегодно происходит больше 3000 преступлений на почве ненависти и больше 15 000 убийств. Американцы тратят два часа в день на домашние дела, и почти четверть граждан сообщает, что живет в вечной спешке. Больше двух третей американцев не согласны, что очень счастливы, и их доля почти не изменилась за последние 70 лет; женщины, как и представители самой крупной возрастной группы, все меньше довольны своей жизнью. Каждый год около 40 000 американцев чувствуют себя настолько несчастными, что кончают жизнь самоубийством.

И конечно, проблемы, касающиеся всей планеты в целом, пугающе сложны. Прежде чем закончится этот век, нам придется найти место для еще двух миллиардов человек. Только за последние десять лет вырублено сто миллионов гектаров тропических лесов. Мировые запасы морской рыбы сократились почти на 40 %, тысячам видов угрожает исчезновение. В атмосферу по-прежнему выбрасываются угарный газ, диоксид серы, оксиды азота и взвешенные твердые частицы, а также 38 миллиардов тонн СО2 ежегодно, из-за чего среднемировая температура может повыситься на 2–4 ℃. Наконец, в мире скопилось больше 10 000 ядерных боеприпасов во владении девяти стран.

Факты, перечисленные в трех последних абзацах, разумеется, те же самые, что приведены в предыдущих восьми; я всего лишь прочел цифры не с успокаивающего, а с тревожного конца шкалы или вычел обнадеживающие проценты из ста. Я отразил состояние мира этими двумя способами не для того, чтобы показать, что стакан можно увидеть как наполовину полным, так и наполовину пустым. Скорее я стремился еще раз подчеркнуть, что прогресс не утопия и что у нас есть возможность, точнее, настоятельная необходимость продолжить этот процесс. Если, используя знания на благо человека, мы сможем поддерживать тенденции, о которых говорилось в первых восьми абзацах, цифры последних трех абзацев уменьшатся. Волноваться, дойдут ли они до нуля, мы будем, когда подберемся к нему поближе. Если же некоторые и дойдут, человечество, без всякого сомнения, обнаружит новые требующие искоренения беды и новые способы обогатить человеческий опыт. Просвещение – это непрерывный процесс открытий и усовершенствований.

Насколько разумна такая надежда на продолжение прогресса? Этот вопрос я и собираюсь рассмотреть в последней главе части книги, озаглавленной «Прогресс», – прежде чем в оставшихся главах переключиться на идеалы, без которых этой надежде не сбыться.

~

Сначала я обосную необходимость продолжать движение по пути прогресса. Мы начали книгу с немистического и не наивно-оптимистического объяснения, почему прогресс возможен: научная революция и Просвещение запустили процесс использования знаний для улучшения человеческой судьбы. Скептики того времени могли с определенным основанием возражать: «Это никогда не сработает». Но двести с лишним лет спустя мы можем утверждать, что это сработало: мы видели шесть дюжин графиков, которые оправдывают нашу надежду на прогресс, показывая, как именно улучшился этот мир.

Линии, отображающие, как с течением времени нарастает объем разных хороших вещей, нельзя автоматически экстраполировать вверх и вправо, но во многих из рассмотренных случаев я готов поставить именно на такое развитие событий. Вряд ли мы проснемся однажды утром и обнаружим, что наши здания теперь более пожароопасны или что люди начали осуждать межрасовые любовные отношения или настаивать на увольнении учителей-геев. Развивающиеся страны вряд ли закроют свои школы и больницы или перестанут строить новые – как раз в тот момент, когда они впервые почувствовали преимущества их наличия.

Конечно, на коротких временных дистанциях, которыми мыслят журналисты, всегда будут взлеты и падения. Решения старых проблем порождают новые, и, чтобы с ними справиться, требуется время. Но, если взглянуть на эти скачки и колебания немного издалека, мы увидим, что показатели нашего прогресса кумулятивны: ничто не движется по кругу и прежние победы не отменяются полностью последующими поражениями[979].

Более того, улучшения опираются одно на другое. Более богатый мир может позволить себе заботиться об окружающей среде, держать в узде преступность, расширять меры социальной поддержки, учить и лечить детей. Лучше образованный и взаимосвязанный мир уделяет больше внимания состоянию окружающей среды, меньше потакает диктаторам и реже развязывает войны.

Технологические успехи, двигавшие этот прогресс до сих пор, должны со временем только набирать темп. Закон Стайна по-прежнему подчиняется дополнению Дэвиса («То, что не может длиться вечно, может длиться гораздо дольше, чем вам кажется»), тогда как геномика, синтетическая биология, нейробиология, наука об искусственном интеллекте, материаловедение, аналитика больших данных, а также доказательные методы в государственном управлении находятся на подъеме. Мы знаем, что инфекционные заболевания можно искоренить, и еще многие из них скоро начнут описываться в прошедшем времени. С хроническими и дегенеративными заболеваниями справиться труднее, но постепенный прогресс в лечении некоторых из них (например, рака) последнее время ускоряется, а революционные прорывы в борьбе с другими (например, с болезнью Альцгеймера) весьма вероятны.

Так же обстоит дело и с нравственным прогрессом. История свидетельствует, что варварские обычаи можно не только потеснить, но и полностью искоренить, разве что оставив их угасать в забытой богом глуши. Даже самые тревожные и мнительные из нас не боятся возвращения человеческих жертвоприношений, каннибализма, гаремов, рабства, дуэлей, семейных вендетт, бинтования ног, сжигания еретиков, утопления ведьм, публичных казней, детоубийства, цирков уродов или насмешек над душевнобольными. Мы не можем предсказать, какие из нынешних варварских обычаев повторят судьбу рынков рабов и аутодафе, но смертная казнь, криминализация гомосексуальности и отказ женщинам в праве голосовать и получать образование явно движутся в этом направлении. И кто возьмется утверждать, что через несколько десятилетий за ними не последуют женское обрезание, убийства чести, детский труд, детские браки, тоталитаризм, ядерное оружие и межгосударственные войны?