Си-Спрингс. И большую часть ночи он провел в соседней камере с Энид, и та, по-видимому, что-то болтала. Кое-какое дерьмо, показавшееся парню более хреновым, чем ее обычные е*анутые речи. После завтрака он сообщил об этом Джону. Джон сказал мне. Мы привели ее в комнату для допросов и снова допросили. Это заняло время, брат, но мы кое-что из нее вытянули.

Когда он не стал продолжать, Чейз спросил:

— Что вы узнали?

— Причину, по которой она выгнала Джеремайю.

— И в чем же эта причина? — надавил Чейз, когда Фрэнк снова замолчал.

— Ладно, Чейз, дерьмо, ладно…

— Фрэнк, — отрезал Чейз, когда тот замолчал.

Когда Фрэнк продолжил, он снова сделал это быстро.

— Очевидно, Джеремайя сбежал. Он часто безуспешно пытался это сделать. Он попал в лес. Брат, насколько мы можем сказать, он был в Харкерс Вуд. То, что он там увидел, повергло его в шок. Так что, черт возьми, он вернулся к единственному, что знал. Он вернулся к ней.

Чейз замер, как статуя, и его губы странно произнесли слова:

— Что он увидел?

— Судя по тому, что нам удалось вытянуть из этой чокнутой, мальчик увидел, как какая-то блондинка делала мужчине минет.

Ох, бл*ть, нет.

Умоляю, Боже, нет.

Чейз закрыл глаза и опустил голову.

— Думаю, это была Мисти, брат, — прошептал Фрэнк. — Энид этого не видела, ее там не было. Она просто выбила это из паренька, и после того, как он ей рассказал об увиденном, она потеряла последнюю крупицу разума и выгнала его, решив, что он выдумывает это дерьмо или что он сын Сатаны или что-то в этом роде. Но я полагаю, и временная шкала совпадает, мальчик видел Мисти и человека, который ее убил. Пребывая в шоке, он вернулся к Энид, потому что это было единственное знакомое ему место, единственное укрытие, которое у него имелось.

Чейз понимал, что это пи*дец. Джеремайя был в ужасе оттого, что остался один. Он боялся Энид, зная, что его сестра все еще в плену, но, вдобавок ко всему, мог увидеть нечто большее. Он видел, как над Мисти совершали насильственные действия, возможно, почувствовал ее ужас, возможно, видел пистолет и, возможно, видел, как ее убили.

Бл*ть, он видел все это дерьмо.

Бл*ть, этот страх все еще был с ним.

Бл*ть!

— Он может быть ключом к разгадке убийства Мисти, — тихо сказал Фрэнк, а затем закончил: — И Ньюкомба.

Чейз открыл глаза и поднял голову.

— Кто об этом знает? — выпалил он.

— Э-э, я, Джон, байкер и видеокамера, которая засняла мой допрос.

— Скажи Кэпу. И вели Джону держать язык за зубами, и убедись, чтобы Джон понял твою просьбу. Если он начнет болтать, я приду в бешенство, и тогда ему не сдобровать. Убедись, чтобы байкер считал Энид обычной чокнутой, и не делись ни с кем этим дерьмом.

Фрэнк помолчал, затем сказал:

— Если узнают, что был свидетель…

— Тогда Майе пи*дец, — закончил за него Чейз.

— Дерьмово, брат, — пробормотал Фрэнк, — но в нашем департаменте чисто.

— Информация утечет, как только Джон распустит язык. Это дойдет не до тех ушей, и паренек, только что переживший гребаный кошмар, будет убегать в страхе до конца своей гребаной жизни.

— Я понял, — прошептал Фрэнк.

— Я позвоню его психологу. Потом приеду в участок.

— Я понял, — повторил Фрэнк.

— У тебя куча дел, — сказал ему Чейз.

— Да, — сказал Фрэнк и отключился.

Чейз вздохнул. Потом еще раз.

Затем спустился вниз, чтобы сказать Фэй, что собирается заскочить в участок и вернется с угощениями из «Ла-Ла Лэнда» для женщин и детей.

* * * * *

— Вы, должно быть, шутите, — сказал Фрэнк доктору Каррутерс, психологу Майи, стоявшей рядом с ним, Чейзом и Кэпом в кабинете Кэпа.

— Ни сколько, — немедленно ответила доктор Каррутерс.

— Возможно, он — единственный свидетель нераскрытого убийства, совершенного человеком, который, весьма вероятно, убил двоих в нашей округе, — парировал Фрэнк.

— Пока результаты тестов ДНК не готовы, эти дети находятся под опекой государства, поэтому государство принимает решения об их благополучии, и для принятия этих решений обязательна консультация с кем-то вроде меня. И я настоятельно призываю не позволять полиции, пусть даже осторожно, допрашивать мальчика, отец которого погиб в автокатастрофе, а мать была убита, а самого его похитили, держали в плену, подвергали моральному и физическому насилию, и он, возможно, видел убийство, но, определенно, половой акт, в том возрасте, когда не может переварить увиденное. Этот половой акт был явно не по согласию, и, наконец, он жил один на улице и в лесу, заботясь о себе, в постоянном беспокойстве за состояние своей сестры. Так что давайте не будем терять время, звоня в отдел опеки только для того, чтобы они спросили моего мнения и действовали в соответствии с моей рекомендацией. Просто поверьте мне на слово, что вы не будете говорить с этим мальчиком о том, что он стал свидетелем изнасилования и возможного убийства, — возразила доктор Каррутерс.

— Вы можете присутствовать, — предложил Фрэнк.

— И на будущее, если вам потребуется его допросить, мне лучше присутствовать, — возразила она.

— Это не будет допросом, — отрезал Фрэнк.

— Это не будет ничем, — прорычал Чейз, и все взгляды обратились на него, но он смотрел на Фрэнка. — Ни за что, черт возьми, ты не будешь разговаривать с Майей. Не сейчас. Не, мать его, завтра. Не на следующей гребаной неделе. Нет, пока доктор Каррутерс не даст на это добро, а возможно, и никогда. Сегодня вечером он будет есть лазанью с людьми, которые присматривали за ним, а также с бабушками и дедушками, которых он не видел уже три гребаных года, и он сделает это, чувствуя себя в безопасности и под присмотром. Без воспоминаний о женщине, которую насиловали в рот. Позвонишь в опеку и попытаешься получить разрешение, тебе, Фрэнк, придется пройти через меня, чтобы добраться до парня.

— Но это же Мисти, — сказал Фрэнк то, что Чейз и так уже знал.

— Да, это Мисти. И да, я хочу знать, кто с ней это сделал. Но я не хочу жертвовать остатками душевного спокойствия, которые нам удалось подарить Майе, ради того, чтобы заполучить этого ублюдка. Может, он добрался до Мисти и Даррена, но не до Майи. Ни хрена. Мы найдем другой способ, — отрезал Чейз.

Лицо Фрэнка наполнилось недоверием, прежде чем он напомнил Чейзу:

— Ты жил и дышал ее делом несколько месяцев.

— И дальше буду жить и дышать им, не зная, кто ее убил, но со спокойной душой, потому что мое незнание означает, что Майя может оставить это чертовски серьезное