Англо-американское сотрудничество, на котором так настаивал Черчилль и к созданию которого он прикладывал столько сил, не относилось к приоритетным направлениям внешней политики США. Более того, в Вашингтоне даже опасались, как бы под видом «особых отношений» британцы не воспользовались положением нового союзника в своих интересах. Поэтому, едва Черчилль вернулся к власти, Трумэн поручил аналитикам Госдепа спрогнозировать британскую политику в отношении США. В первом аналитическом отчете указывалось, что целью Черчилля станет установление близких отношений времен Второй мировой войны, а также восстановление «увядающего престижа Британии посредством демонстрации особых отношений». В другом докладе предупреждалось о мастерстве Черчилля-переговорщика, его огромном опыте закулисных комбинаций и выдающемся таланте публициста. Британский премьер постарается «институализировать англо-американские отношения». Кроме того, он мыслит в «терминах глобальной стратегии», поэтому не будет «заинтересован в обсуждении деталей», предлагая «впечатляющие обзоры всех мировых проблем» и делая «умозаключения сразу по самым крупным вопросам».

Исходя из этого анализа, Трумэн дал четко понять, что США не намерены возвращаться к формату отношений эпохи Рузвельта и давать какие-либо особые преференции Великобритании. Он считал, что отношения между двумя странами «станут более эффективными, если будут стоять в одном ряду с другими многосторонними отношениями», и, наоборот, они могут «привести к сложностям, если будут слишком выделены на фоне других дружественных держав». Фактически, Трумэн поставил великую некогда Британскую империю в один ряд с другими западными демократиями.

И это были не просто слова, и сформировался этот подход не в 1951 году. Уже после окончания войны Вашингтон оперативно расставил весовые коэффициенты в двухсторонних отношениях с Лондоном. Особенно наглядно политику США продемонстрировал новый формат сотрудничества в отношении развития атомного оружия. В то время как Черчилль и Рузвельт заключили соглашение о продолжении кооперации, Трумэн счел, что США вполне мощное и самодостаточное государство, способное продолжить исследования в столь важном для национальной безопасности вопросе самостоятельно, без помощи других стран. Первого августа 1946 года он подписал Закон об атомной энергии который запрещал передачу атомных технологий за рубеж. Когда британские дипломаты напомнили американцам о подписанном ранее (в сентябре 1944 года) соглашении, американские юристы отклонили запрос, сославшись на слабую юридическую силу военного документа.

С президентом также связался Эттли, но его обращение было оставлено без ответа. По крайней мере, формально. За закрытыми дверьми Трумэн и Эттли договорились, что Британия получит право использовать атомную энергию в коммерческих целях. Так же президент пообещал не использовать атомное оружие без предварительной консультации с заокеанским партнером.

Аверелл Гарриман (1891–1986) назвал Закон Макмахона «позорным». Ведь во время войны Великобритания «давала нам все, что у нее было», а теперь «даже делиться с британцами информацией было незаконно», негодовал дипломат. Но дело не только в позоре. По словам В. Г. Трухановского, Закон Макмахона стал «сильным морально-политическим ударом по самолюбию англичан». И это была не одиночная акция, демонстрировавшая истинный масштаб британской трагедии на фоне общих послевоенных тенденций. Могущественная некогда Британия не просто сошла с пьедестала мирового господства — она превратилась в сателлита собственной бывшей колонии, двигаясь теперь в кильватере ее внешней политики. И все это происходило при непосредственном участии Черчилля, что преломляло национальную трагедию в трагедию отдельного государственного деятеля.

Отношения с США повлияли на решения британцев в атомной сфере. Сказались они и на мнении Черчилля, хотя на это потребовалось время.

В конце июля 1946 года Джордж Бернард Шоу отмечал девяностолетний юбилей. Черчилль направил ему поздравительное письмо, которое не осталось без ответа. Между писателем-англичанином и драматургом-ирландцем завязалась переписка. Они обсуждали самые разные темы, коснувшись, в том числе, и последних достижений в сфере вооружения. Одна мысль о том, что война будущего будет вестись с использованием атомного оружия, настолько удручала Черчилля, что он видел в последних изменениях первые признаки наступающего Апокалипсиса. «Как ты думаешь, означает ли появление атомной бомбы, что Создатель устал писать свой нескончаемый сценарий?» — спросил он автора «Пигмалиона». В том же 1946 году он выразил надежду, что «атомная энергия никогда не будет использована в разрушительных целях».

Но история любит парадоксы и неожиданные повороты. Придет время, и атомная бомба появится в арсенале британских вооруженных сил. И произойдет это в тот самый момент, когда на посту премьер-министра окажется Уинстон Черчилль. Тот самый Черчилль, который в годы войны инициировал разработки по созданию нового вида оружия, а после разгрома нацистской Германии и капитуляции Японии высказался против доведения этих работ британскими учеными до конца. Понимая, что он наступает на горло собственной песне и вступает в противоречие со многим из того, что было им сказано в годы войны, после возвращения на Даунинг-стрит в ноябре 1951 года он заявит своему научному советнику профессору Линдеману, что «никогда не хотел, чтобы Англия начала производить бомбы». Вполне достаточно, чтобы британские ученые были экспертами в этой области, но не создателями собственного оружия.

Отказ США делиться достижениями в атомной сфере, а также понимание того, что в случае войны первой мишенью станут не США, а Британия, на территории которой размещались американские базы и которая находилась в относительной близости от предполагаемого противника, вынудили Черчилля (не без влияния того же Линдемана) изменить свое мнение и дать зеленый свет необходимым разработкам. Принятие этого решения далось премьер-министру не просто. По оценкам Линдемана, на создание атомного оружия необходимо было порядка ста миллионов фунтов. В условиях тяжелой экономической ситуации выделение подобной суммы означало длительные дебаты в парламенте, а также серьезный удар по экономике страны. Но здесь Черчилля ждал приятный сюрприз. В свое время, находясь в оппозиции, он критиковал своего предшественника за нерасторопность. Однако тихий, но знающий свое дело Эттли в бытность своего премьерства умудрился без привлечения парламента и общественности обеспечить выделение требуемой суммы. Третьего октября 1952 года, пока Черчилль находился в шотландской королевской резиденции Балморал, в Британии впервые был успешно проведен первый атомный взрыв — бомба «Ураган» мощностью двадцать пять килотонн в тротиловом эквиваленте детонировала внутри фрегата «Плим».

Меньше чем через месяц США испытали на атолле Эниветок (Маршалловы острова) первую в мире экспериментальную водородную бомбу «Иви Майк» мощностью 3100 килотонн в тротиловом эквиваленте. Гонка вооружений вышла на новый виток. Через год у СССР появилось первое термоядерное оружие, пригодное к практическому военному применению, — бомба «РДС-бс». Еще через полгода, в марте 1954-го, водородная бомба «Кастл Браво» была успешно испытана в США. Мощность взрыва составила пятнадцать мегатонн, что стало самым мощным ядерным испытанием за всю историю страны. В 1961 году самое мощное термоядерное испытание в мире было проведено в СССР. Над Новой Землей была сброшена так называемая «Царь-бомба» (кодовое название — «АН602»). Мощность взрыва составила почти шестьдесят мегатонн в тротиловом эквиваленте — в 2700 раз мощнее «Толстяка», поразившего Нагасаки шестнадцать лет до этого. Для того чтобы осознать, насколько жутким оружием завладело человечество, достаточно привести следующие факты испытания «Царь-бомбы»: радиус огненного шара достиг 4,6 километра, ядерный гриб поднялся на высоту 67 километров, ощутимая сейсмическая волна трижды обогнула земной шар.