На этот раз умолк весь круг.

Сто Один воззвал к ним:

– Взгляните на мои доказательства. Людям все равно, являются ли они единственными отцами и матерями или нет. Так или иначе, они не знают, какие дети их. Никто не отваживается на самоубийство. Мы делаем их слишком счастливыми. Но тратим ли мы время на то, чтобы делать говорящих животных, недолюдей, такими же счастливыми, как люди? И совершают ли недолюди самоубийства?

– Разумеется, – ответила Ммона. – В них заложено совершать самоубийство, если они слишком сильно портятся и простой ремонт не помогает или если они не могут выполнять назначенную им работу.

– Я имел в виду не это. Совершают ли они самоубийства по собственным причинам, а не по нашим?

– Нет, – сказал лорд Нуру-ор, мудрый молодой лорд Инструментария. – Они слишком заняты своей работой и выживанием.

– Сколько живет недочеловек? – спросил Сто Один с обманчивой мягкостью.

– Кто знает? – ответил Нуру-ор. – Полгода, сотню лет, может, несколько сотен.

– Что происходит, если он не работает? – спросил лорд Сто Один с дружески-коварной улыбкой.

– Его убиваем мы или наши роботы-полицейские, – ответила Ммона.

– А животное об этом знает?

– Что его убьют, если не будет работать? – уточнила Ммона. – Конечно. Мы говорим всем одно и то же. Работай – или умрешь. Какое отношение это имеет к людям?

Лорд Нуру-ор умолк, и мудрая, печальная улыбка появилась на его лице. Он начал догадываться о хитроумном, ужасном выводе, к которому подводил их лорд Сто Один.

Но Ммона этого не поняла и продолжала настаивать на своем.

– Мой лорд, – сказала она, – вы утверждаете, что люди счастливы. Вы признаете, что им не нравится быть несчастными. Похоже, вы желаете поднять проблему, у которой нет решения. К чему жаловаться на счастье? Разве это не лучшее, что Инструментарий может сделать для человечества? Это наша миссия. Вы хотите сказать, что мы с ней не справляемся?

– Да. Мы не справляемся. – Лорд Сто Один окинул комнату невидящим взглядом, словно рядом никого не было.

Он был старейшим и мудрейшим из них, и потому они ждали, пока он заговорит.

Он тихо выдохнул и снова улыбнулся им.

– Вам известно, когда я умру?

– Разумеется, – ответила Ммона, задумавшись на полсекунды. – Через семьдесят семь дней. Но вы сами назначили время. И вам прекрасно известно, мой лорд, что не в наших обычаях обсуждать личные вопросы на собраниях Инструментария.

– Прошу меня извинить, – сказал Сто Один, – но я не нарушаю закон, а излагаю свою точку зрения. Мы дали клятву хранить человеческое достоинство. И тем не менее мы убиваем человечество мягким, безысходным счастьем, которое запретило новости, подавило религию, превратило всю историю в государственную тайну. На мой взгляд, перед нами свидетельство того, что мы не справляемся и что человечество, которое мы поклялись пестовать, тоже не справляется. Теряет в жизнеспособности, силе, численности, энергии. У меня еще осталось немного времени. Я собираюсь в этом разобраться.

– И куда вы отправитесь разбираться? – спросил лорд Нуру-ор с печальной мудростью, словно заранее знал ответ.

– Я отправлюсь в Зону, – ответил лорд Сто Один.

– В Зону… о нет! – воскликнули несколько голосов. И один голос добавил: – Но у вас иммунитет.

– Я откажусь от иммунитета и отправлюсь туда, – сказал лорд Сто Один. – Кто может сделать что бы то ни было с человеком, который уже прожил почти тысячу лет – и решил, что ему осталось жить всего семьдесят семь дней?

– Но вы не должны! – воскликнула Ммона. – Какой-нибудь преступник может поймать вас и скопировать – и тогда нам всем будет грозить опасность.

– Когда вы в последний раз слышали о человеке-преступнике? – спросил Сто Один.

– Их немало, здесь и в других мирах.

– Но на самой Старой Земле? – спросил Сто Один.

Она запнулась.

– Я не знаю. Когда-то там должны были быть преступники. – Она оглядела комнату. – Кто-нибудь из вас знает?

Молчание.

Лорд Сто Один пристально посмотрел на них всех. В его глазах светились ясность и свирепость, которые заставляли целые поколения лордов умолять Сто Одного прожить еще хотя бы несколько лет, чтобы помочь им в их трудах. Он соглашался – однако в последнем квартале поборол их всех и выбрал день своей смерти. При этом он не лишился ни капли власти. Они съежились под его взглядом, уважительно ожидая его решения.

Лорд Сто Один посмотрел на лорда Нуру-ор и сказал:

– Полагаю, вы догадались, что я собираюсь сделать в Зоне и почему должен туда отправиться.

– Зона – это резервация, где не действуют законы и не выносятся наказания. Обычные люди могут делать там то, что хотят они, а не то, чего, по нашему мнению, им следует хотеть. Судя по тому, что я слышал, вещи, которых они добиваются, весьма мерзки и бессмысленны. Но вам, быть может, удастся постичь суть этих вещей. И отыскать лекарство для усталого счастья человечества.

– Верно, – ответил Сто Один. – Вот почему я спущусь туда после соответствующих официальных приготовлений.

III

Так он и сделал. Он воспользовался одним из самых странных видов транспорта, когда-либо встречавшихся на Земле, поскольку его ноги были слишком слабы. Ему осталось жить всего две девятых года, и он не хотел тратить время на пересадку новых ног.

Он ехал в открытом паланкине, который несли два римских легионера.

На самом деле легионеры были роботами, и в них не было ни капли крови и ни клочка живой ткани. Они были самыми компактными и самыми сложными в изготовлении, поскольку их мозг приходилось размещать в грудной клетке – несколько миллионов невероятно тонких пластин, на которых был записан весь жизненный опыт важного, ценного и давно мертвого человека. Их одели легионерами – вплоть до панцирей, мечей, юбок, наголенников, сандалий и щитов – лишь потому, что лорду Сто Один захотелось следовать за колесом истории. Их тела, целиком из металла, были очень сильными. Они могли пробивать стены, перепрыгивать пропасти, сокрушать людей и недолюдей своими пальцами и метать мечи с точностью управляемой ракеты.

Передний легионер, Флавий, возглавлял в Инструментарии Четырнадцать-Би – подразделение шпионажа, столь секретное, что даже среди лордов лишь немногие точно знали его местонахождение и задачи. Он был (до того, как его, умирающего, записали в разум робота) директором отдела исторических исследований для всей человеческой расы. Теперь он исполнял роль недалекой, добродушной машины, несущей два шеста, пока хозяин не решит включить его могучий разум на полную мощь и не произнесет простую латинскую фразу, не понятную никому из ныне живущих людей: Summa nulla est[7].