был воротиться к князю Ромодановскому и гетману Самойловичу, а затем ему разрешалось поселиться на левой стороне с женой и детьми.

Не все, однако, верили Мазепе. Так, стрелецкий голова Александр Карандеев, состоявший при малороссийском войске, видел у гетмана Самойловича Мазепу, присланного Серком, и в своих отписках А.С. Матвееву замечает: «И его, государь, лукав ответ, творит себя невинным, а судьбы кладет на Дорошенка» и так далее. При допросах в Москве Мазепа, между прочим, показал, что во время его пребывания в Запорожье у Серка он видел там самозванца, именующего себя царевичем Симеоном Алексеевичем.

Мятеж, вызванный Разиным, все еще отзывался на юго-восточных и южных окрайнах.

Многие донские казаки, бежавшие из Астрахани в верховые города по Дону и на Северский Донец, составили шайку воров, человек в двести; их грабежи и разбои затрудняли проезд царских чиновников и ратных людей. На Дону стоял тогда с отрядом думный дворянин Иван Савостьянович Хитрово; шайка пополнялась отчасти беглецами из этого отряда. Во главе ее находился один из товарищей Разина казак Иван Миуской, родом малороссиянин, «из хохлачей», как выражаются о нем современники. В октябре 1673 года царь послал указ атаману Корниле Яковлеву и всему Донскому войску, чтобы они совместно с Хитрово учинили промысел над ворами. Принятые военные меры очистили Донскую и Северскую Украйну от воров. Миуска куда-то скрылся. Но в наступившую зиму он появился в Запорожской Сечи, расположенной на Чертомлыке; его сопровождали несколько донцов и какой-то молодой человек, которого он выдавал за царевича Симеона Алексеевича, будто бы бежавшего из Москвы после ссоры со своей матерью, царицей Марьей Ильиничной, и дедом своим, боярином Ильей Милославским. Молодец этот был довольно приятной наружности, тонок, долголиц, смугловат; держал себя молчаливо и был одет в зеленый кафтан, подбитый лисьим мехом. Его выдавали за пятнадцатилетнего юношу, хотя на вид ему было лет двадцать. Как это бывало в обыкновении при самозванстве, Миуска уверял запорожскую старшину, что у мнимого Симеона на теле есть какие-то царственные знаки, вроде венца. Восемь донцов Миуски составляли его свиту и носили за ним два знамени с изображениями орлов и кривых сабель. Во время его появления кошевой Иван Серко находился в походе под Тягин (Бендеры). Когда он воротился из похода в Сечь, то лже-Симеон вышел ему навстречу, распустив свои два знамени. Кошевой пригласил его в свою ставку и начал расспрашивать, кто он такой, заклиная сказать правду. Молодой человек с клятвой уверял, что он истинный сын царя Алексея Михайловича; что он бегством спасся от боярских козней в Соловецкий монастырь; там будто бы виделся со Стенькой Разиным, тайно пристал к нему и, никем не знаемый, участвовал в его походах. Серко стал с ним обращаться почтительно как будто с действительным царевичем.

Получив известие о самозванце, гетман тотчас дал о нем знать в Москву. Там еще помнили самозваннические смуты и очень встревожились. Царь немедля отрядил на Украйну стрелецкого сотника Чадуева и подьячего Щеголева с небольшим отрядом стрельцов и с грамотами к Самойловичу и Серку: они приказывали схватить обоих воров, самозванца и Миуску, и за крепким караулом прислать их в Москву. В грамотах объяснялось, что царевич Симеон родился в 1665 году, а умер в 1668-м четырех лет и погребен в Архангельском соборе; на погребении его присутствовали два патриарха, Паисий Александрийский и Иоасаф Московский, митрополиты и архиепископы со всем освященным собором. Если бы он был жив, то ему теперь было бы девять лет, а не пятнадцать. Царские посланцы в декабре прибыли в Батурин к гетману Самойловичу; но тут они задержались более двух месяцев. Гетман показывал усердие в этом деле и уже послал от себя в Запорожье с требованием выдачи самозванца. Но Серко, очевидно, коварствовал и пользовался случаем насолить и Москве, и Самойловичу за свое устранение от гетманской булавы. Конец этой зимы он вновь находился в отсутствии; но запорожцы, настроенные им, охраняли лже-Симеона, как будто истинного царевича, и посмеялись над требованием гетмана, а царским посланцам прямо грозили смертью.

Когда Серко воротился в Сечь, Чадуев и Щеголев отправились туда, приняв разные предосторожности; во-первых, они усилили свой конвой несколькими десятками гетманских казаков; во-вторых, захватили несколько приезжих значных запорожцев и отдали их гетману в качестве заложников. Только 9 марта прибыли они в Сечь и тут начали переговоры с атаманом и старшиной. Запорожцы стояли на том, что у них находится истинный царевич; а Чадуев и Щеголев называли его вором и обманщиком. Сам лже-Симеон однажды напал с саблей на Чадуева, стоявшего у дверей своей избы; а тот схватил пищаль и навел на него. Толпа запорожцев бросилась к избе и начала было разбирать крышу, чтобы побить московских послов; их стрельцы с мушкетами в руках поклялись не выдавать друг друга и дорого продать свою жизнь. До кровопролития, однако, дело не дошло, и запорожцы ограничились тем, что приставили к избе сильный караул. 12 марта происходила рада в присутствии послов. Прочли царские грамоты. Серко напомнил запорожцам, что у них никогда того не бывало, чтобы войско кого выдавало, а тем более не следует выдавать истого царевича. Толпа зашумела, что не выдаст его; мало того, кричала, что послов надо или утопить, или обрубить им ноги и руки. Но Серко уговорил ее потерпеть еще, так как много запорожцев находится в залоге у гетмана. В дальнейших переговорах с послами Серко высказал причины своего негодования: и захват его обманом со стороны князя Ромодановского, и ссылку его в Сибирь, и выбор в гетманы Самойловича, тогда как войско желало его, Серка; а на угрозу гетмана не пропускать хлеб и всякие харчи на Запорожье заметил, что без хлеба запорожцы не останутся и сыщут себе другого государя. Разные казаки и старшина приходили к царским посланцам и угрожали им смертью; сии последние, по словам их донесения, дарили казаков ефимками, занятыми у Самойловича, и тем спасались от беды.

По приказу кошевого куренные атаманы вместе со священником осматривали мнимого царевича и нашли у него на груди несколько белых пятен, подобных лишаям. И эти пятна сочтены были за какие-то царственные знаки! Наконец царские послы были отпущены в Москву в сопровождении запорожских послов, которые повезли грамоты от запорожцев и лже-Симеона и должны были от самого царя узнать правду об именующем себя Симеоном Алексеевичем, ибо, по его уверению, никакие письма его к своему отцу бояре до государя не допускают. Гетман Самойлович и воевода князь Ромодановский со своей стороны доносили обо всем государю и предлагали отписать в казну имущество Серка, а жену