его и зятей посадить в крепость. Запорожские посланцы были задержаны в Москве в качестве заложников. Серку царь прислал новую грамоту; он укорял кошевого в неисполнении указа и потворстве самозванцу и вновь требовал его выдачи вместе с казаком Миуской. Укоры, однако, смягчались милостями: царь обещал отправить просимые запорожцами лодки (чайки), пушки, сукна, денежное и хлебное жалованье; но все это будет в Севске ожидать, пока кош не выдаст воров. В этих переговорах прошло целое лето. Настойчивость и меры, принятые московским правительством, увенчались успехом. В августе Серко за крепким караулом отослал лже-Симеона в Москву; но Миуска, по-видимому, успел спастись бегством. Серка потом наградили соболями и по его просьбе пожаловали ему местечко Келеберду на Днепре; но это пожалование не было приведено в исполнение врагом его гетманом Самойловичем.

Самозванца ввезли в столицу, прикованного к телеге таким же образом, как Стеньку Разина. На Земском дворе бояре подвергли его пыточному розыску, спрашивали, кто он такой. Из всех довольно противоречивых и запутанных показаний самозванца выяснилось только то, что он Семен Иванов, веры латинской, родом из Лохвицы, что отец его Иван Воробьев был подданный князя Дмитрия Вишневецкого и что самозванству его научил казак Миуска. Затем лже-Симеон 17 сентября 1674 года был казнен на Красной площади таким же способом, как Стенька Разин, а потом части тела его точно так же были выставлены на кольях на Болоте. В этом деле любопытно то обстоятельство, что новый самозванец вышел из Юго-Западной Украйны и по своему происхождению опять связан с одной из тех польско-русских фамилий, которые выставили и первого, и второго Лжедмитрия, и самозванца Лубу. А кошевой Серко долго уклонялся от выдачи лже-Симеона, подобно тому как уклонялся Богдан Хмельницкий от такой же выдачи лже-Шуйского. Лже-Симеон явился последним представителем самозванщины, порожденной польской интригой против Московского государства.

Посмотрим, что в это время творилось в самой Польше.

В течение лета 1673 года там с обычной медленностью и всякими препятствиями производились приготовления к новой войне с Турцией. Только благодаря энергии коронного гетмана Собеского удалось собрать до 30 000 войска. В сентябре король Михаил произвел ему смотр под Глинянами; после чего, удрученный болезнью, он остался во Львове, а Собеский двинулся к Днестру, перешел реку и приблизился к Хотину, под которым стоял в укрепленном лагере сераскир Гуссейн; последний имел под своим начальством до 80 000 человек; но часть их была рассеяна по разным крепостям Подолии. Между тем рать Собеского усилилась с прибытием литовских гетманов Паца и Радзивилла. Гуссейн не выходил из окопов; поэтому в начале ноября Собеский на рассвете лично с саблей в руке повел свои войска на приступ неприятельского лагеря. Вспомогательные туркам отряды молдаван и валахов перешли на сторону поляков. После нескольких часов упорной битвы лагерь был взят и турки совершенно разбиты; много их потонуло в Днестре во время бегства. Вместе с лагерем и крепость Хотин досталась победителям. Раненый Гуссейн спасся в Каменец. Собеский, однако, не воспользовался моментом паники, чтобы немедля ударить на этот главный оплот турецкого владычества в Подолии. В это время пришло известие о смерти короля Михаила, который скончался во Львове накануне хотинской победы. Литовский гетман Пац тотчас со своим войском отделился от коронного и отправился в Варшаву; а потом и Собеский воротился с театра войны, чтобы принять участие в избирательной борьбе партий.

Число кандидатов на польский престол, выставленных разными партиями, на сей раз простиралось до шести или семи; в этом числе встречались принцы Датский, Трансильванский, Савойский и другие. Но главных партий было две: австрийская и французская. Первая, наиболее значительная, предлагала Карла Лотарингского; во главе ее стояли примас с частью высшего духовенства и вдова короля Михаила, бывшая австрийская эрцгерцогиня Элеонора, которая надеялась вторично выйти замуж за новоизбранного польского короля. Французская партия, поддерживаемая самим Людовиком XIV, предлагала герцога Конде или баварского принца Филиппа Нейбургского; эта партия группировалась около Собеского, его родственников и приятелей. Собеский в бытность свою во Франции сделался личным другом герцога Конде; с французской партией его связывала еще и супруга Мария Казимировна. Молодой девицей прибыла она в Польшу в свите Марии Гонзаго, супруги Владислава IV и потом Яна Казимира. Красавица сначала из всех претендентов на ее руку выбрала пожилого Яна Замойского; но уже при его жизни благосклонно относилась к страстно влюбленному в нее Яну Собескому, а овдовев, сделалась его женой. Польскому герою история справедливо ставит в упрек то, что он слишком подчинялся ее влиянию, не всегда благотворному.

Рядом с этими двумя главными партиями готова была образоваться третья: партия московская.

Незадолго до кончины Михаила московский и варшавский дворы, при длительных переговорах по малороссийским делам, при начинавшейся общей борьбе с турками и татарами, пришли к убеждению в необходимости иметь постоянных резидентов для непрерывных и более удобных взаимных сношений. Таковыми резидентами с польской стороны был назначен в Москву шляхтич Свидерский, а в Варшаву отправлен стольник и полковник В.М. Тяпкин. Прежде нежели последний успел доехать до границы, король Михайл умер; что еще более замедлило его путешествие; ибо пришлось посылать в Москву за новыми инструкциями. Только в конце января 1674 года Тяпкин со своей небольшой свитой добрался до Варшавы и имел торжественный прием у примаса, во время бескоролевья игравшего роль первого правительственного сановника в Речи Посполитой. Спустя некоторое время литовский гетман Пац, разговаривая с Тяпкиным о претендентах на польский престол, вдруг спросил его: «А сколько лет царевичу Федору Алексеевичу?» Таким образом объявилась московская партия, которую представляли сановники Великого княжества Литовского, всегда более, чем поляки, наклонные к тесному сближению и к союзу с Московским государством. Кроме гетмана Паца, к сей партии принадлежали: другой Пац, великий канцлер литовский, брат гетмана; Троцкий воевода Огинский, маршалок великого княжества Полубенский, референдарий Бростовский, виленский кастелян Котович и прочие. Они завязали переговоры с московским двором о кандидатуре царевича Федора на польский престол на следующих условиях: принять католическую веру, сочетаться браком со вдовствующей королевой Элеонорой, составить оборонительный союз против турок из Германской империи, Польши и России и возвратить Польше завоеванные у нее города. Для поддержания сей кандидатуры просили прислать торжественное посольство и несколько миллионов на подкупы. Само собой разумеется, уже одна только перемена веры делала московскую кандидатуру невозможной. По сему пункту немыслима была уступка ни с той ни с другой стороны. Тем не менее в Москве нашли нужным поддерживать бесплодные переговоры; причем Алексей Михайлович, когда-то соблазненный видами на польский престол, вновь предложил самого себя, обещая сохранять польские и литовские права и вольности