— Хочешь вместе отдохнуть? — шумно выдыхает он, сминая мои бедра.

Он определенно вкладывает в «отдохнуть» совсем другой смысл. Серьезный разговор у нас больше не получится. Впредь стоит надевать что-то поскромнее, чтобы поговорить по душам. Воин так сильно прижимает меня к себе, что, кажется, ткань между нами не выдержит и мы сольемся воедино прямо сейчас.

— Хочу. — так же сбивчиво отвечаю я. Мне катастрофически не хватает воздуха.

— Ты понимаешь, на что соглашаешься? — урчит он, стягивая зубами рукав ночной сорочки с моего плеча.

Его борода начинает нещадно колоть меня. Стоит влажному поцелую коснуться плеч, и я вздрагиваю, настолько остро в моем теле отдаются его прикосновения. Витторио лишь победно усмехается, довольный моей реакцией.

— Да. — с придыханием отвечаю я, когда он целует меня в шею.

Мои руки невольно сжимаются в кулаки, комкая ткань на его необъятных плечах.

— И ты позволишь мне? — прикусывает мочку уха.

— Позволю. — севшим голосом отвечаю я.

— Понимаешь, что я снова буду в тебе? — самодовольно заявляет он, стягивая рукав со второго плеча.

— Да.

— И тебе может быть больно. — говорит он, одновременно сжимая мою грудь. Будто в подтверждение своих слов.

— Может.

— Если я начну, то уже не смогу остановиться. — предупреждает он. Право слово, кто из нас кого ещё уговаривает. — Поэтому, если ты боишься, то ещё не поздно отказаться. Мы можем подождать, пока твое тело восстановится.

Действия Витторио идут в рознь со словами. Он говорит, что готов прерваться, но сам только продолжает. Верх моей ночной сорочки уже давно стянут до талии, а руки воина проникли под подол, хозяйничая там во всю. Он ведет себя, словно одержимый. Хоть минуту назад был в здравом рассудке. Да и сама я мыслю ничуть не лучше, когда он так порочно прикасается ко мне.

— Я не хочу ждать. — говорю я, срывая зверя с цепи.

Витторио:

— Я не хочу ждать. — говорит она и мое самообладание летит к чертям.

Потому что я тоже не хочу. Не хочу и не могу. Наивная девочка. Она не осознает, на что соглашается, не понимает, что вчера было только начало. А я понимаю. И не собираюсь останавливаться, хоть и боюсь обидеть её. В оправдании себя виню её. Зачем она напялила эту ничего не скрывающую сорочку? Зачем прикасалась ко мне так нежно, зная, что я сдамся, не оказав должного сопротивления её чарам.

Рывком заваливаю её на спину и нависаю сверху, чтоб даже мысли не было вырваться. Но в итоге сам оказываюсь в ловушке. Как завороженный тону в её пьяных от желания очах. И сам пьянею, ощущая, как жгучая страсть приятным теплом разливается по телу. Губы Анны Авроры инстинктивно приоткрываются на вдохе, будто требуя поцелуя. Разве можно им отказать? Я касаюсь к ним со всей нежностью, на которую только способен. Смакую их сладостность и мягкость, зверею от их податливости. Особенно, когда она, как бы одобряя мои действия, зарывается в мои жесткие волосы.

Сегодня поведение моей жены разительно отличается от вчера. Анна Аврора не стремится сбежать, не напрягается от каждого моего властного, порочного движения. Напротив, доверчиво льнет ко мне всем естеством, полностью расслабленная и не боится раскрыться передо мной. Даже не дернулась, когда придвинул её бедра ближе к своим.

А я боялся. Боялся, что снова причиню ей нестерпимую боль. Хоть видел, что она готова. Она испачкала низ моей выпущенной наружу сорочки своей влагой, пока я прижимался к ней. И тем не менее я замер, оторвавшись от её губ. Заглянул в её глаза, ища там уверенность в том, что должно было случиться. Анна Аврора обхватила руками мое лицо и, преисполненная не свойственной ей смелостью, умоляюще прошептала:

— Пожалуйста…

Я не дал ей договорить. Занял её язык более полезным сейчас занятием. И слился с ней воедино, не теряя драгоценное время на то, чтобы полностью освободить нас от одежды. Эрлин и так нельзя было назвать одетой. Её полупрозрачная сорочка давно капитулировала сбившись на талии.

— Мм… — промычала мне в рот Анна Аврора.

Её доселе расслабленное, упругое тело напряглось. Кулачки сжали ткань моей рубашки чуть выше локтей.

— Прости. Я сейчас… — оторвавшись от её губ я попытался немного отстраниться, чтобы облегчить ее неприятные ощущения. Я все же не должен был терять голову, вторгаясь столь решительно и резко. Но этим лишь усугубил ситуацию.

— Нет, стой! — перебила она меня, заставив замереть на месте.

О, Боги! Ну какое «стой»? Знала б она, каких усилий мне стоит не вбиваться в неё, как изголодавшийся солдат, месяцами не трогавший женщину.

— Не двигайся… Пожалуйста… — севшим голосом попросила она.

Ей очевидно было больно. Не так сильно, как вчера. Но напряжение было. Она тяжело выдохнула и, сжав свои налитые губы, судорожно сглотнула. Мне нужно было дать ей привыкнуть к себе. Помочь расслабится. Я расположил свои локти по обе стороны от её головы и, поглаживая ладонью её шелковые волосы, ответил:

— Хорошо. — поцеловал её в лоб.

«Плохо!» — вопило мое сознание. Это всё очень плохо. Для кого из нас двоих это пытка? Я разрываюсь, не понимая, от чего я мучаюсь больше: от того, что снова причинил ей боль своей несдержанностью, или от того, что ну просто невозможно замереть на месте, настолько «близко» соприкасаясь с ней. Как можно держать себя в руках, изводясь от желания, когда от порочного удовольствия с ней меня отделяют лишь пара движений. Я так долго не выдержу. Взорвусь, как пороховая бочка, от её малейшего движения.

Поэтому стоило поскорее привести Анну Аврору в чувство. За не имением возможность притянуть её ближе, я дал полную свободу рукам и губам. Пальцы собственнически блуждали по аппетитным округлостям, искушая меня в очередной раз сорваться. Губы воинственно впивались в нежную девичью кожу, борясь с желанием прокусить её чуть ли не до крови. Мне хотелось всю её. Дышать ею, пить её. Я уткнулся носом в шею, рядом с теплой пульсирующей жилкой, и вдыхал её сладкий запах. Он постоянно преследовал меня. С тех самых пор, как я она очнулась в моих руках после лихорадки. Мерещился мне, не давая нормально спать. Я жадно дышал им, как в последний раз. Старался запомнить его, разбить на оттенки и ноты.

— Ты знаешь, что то, что было вчера — только начало? — прошептал ей на ушко.

Не сдержался-таки. Решил подразнить её, насладиться её робостью и беспомощностью.

— Как думаешь, что я ещё с тобой сделаю? — все же издеваться над ней — это отдельный вид удовольствия. Она невинно покраснела и тихо ответила:

— Не знаю…

— Хочешь расскажу тебе? — поцеловал её плечико.

Анна Аврора промолчала, стыдливо избегая зрительного контакта со мной.