метаморфозы человека в дракона, Клод Жозеф Руже де Лиль сочинил тему, а после и слова «Боевого гимна Рейнской армии». При схожих обстоятельствах появилась пьеса «Букеты, или Петербургское цветобесие» в 1844-м.

При виде Ябритвы в форме служащего, всего отдавшегося тачке и её содержимому, как будто он мог понять хоть одну букву оттуда, он начал ощущать некое литературное и вообще книжное давление на личность, зависимость от библиотеки и её устроителей, церемонии в словах и буквах, густоты чернил, а также даже от того, довольно ли русские и всего мира сочинители в этом году произвели на свет новелл и пьес и довольно ли из тех окажется толковыми и надобными читателям. Он осознал неожиданное детище, его посетило озарение о вещах, о которых он никогда в своей жизни не думал и не подозревал, просто не представлял себе ничего вроде того, что ныне заняло рассудок. Он понял, что самые важные подоплёки какого бы то ни было универсума всегда свиты с судьбами рукописей и книг, и это началось ещё со дня изобретения марочной графики, сопровождавшегося странной связью лягушки, adgorugop, симурга и стрел.

Ябритва, которого библиотечная экспансия подчинила своей воле со всеми потрохами, закончил обвозить читателей, те из-за шаров во рту могли ему только кивать и тыкать пальцами. З. сдвинул передовицу на ту часть стола, куда он должен был подкатить, вынул влажную от слюны сферу и подпёр двумя пальцами физиономии. Быть может, это подвигнет его бросить то, чем он решил призаняться. Рядом со столом скрипнули оси остановившейся этажерки. З. отчего-то знал, что они под неусыпным надзором библиотекаря или кого-то вроде, кто сам или через посредство слуг сумел принудить неистового, в общем-то, пацана, оттого следовало казать себя, не вызывая подозрений и делая сорт, что имеешь сопричастие литературе. Чтобы дать ему законное основание остановиться у его стола, он сделал вид, будто желает получить из телеги наиболее ловко написанную книжицу, не убирая указующих от изображения.

Известие принудило к немедленной перемене планов. В скором порядке они отбыли с эскортом осведомителей — тем велели держаться в стороне и не приближаться без сигнала — на Хитровку, к локации похорон, только через них было явлено событие, о месте говорить пока не приходилось.

Потеплело, с неба сыпал редкий снежок, кружившийся особенно долго и красиво. Вокруг могилы топтались полицейские Мясницкой части, поглядывая исподлобья, совершенно не выражая расположения. Рядом стояло сильно превышавшее по ширине очертания могилы ограждение, на нём висели доказательства по делу, а именно несколько афиш, призывавших всех желающих в такой-то день и час присутствовать.

— Гроб несло четверо человек, — начал осведомитель, наблюдавший почти всю церемонию и, как про него донесли, охотно выкрикивавший мнения, когда среди надгробных речей начался спор. — Они шли со стороны…

— В какой день появились афиши?

— За день до всего.

— Не видели, кто клеил?

— Сам не видел, однако разумею, что из окрестности многие видали.

— Вообще, у вас так заведено — оповещать подобным образом о похоронах, или это связано с личностью покойника?

— По мне, так связано с личностью. Я вообще впервые вижу, чтоб хоронили на рыночной площади, под окнами, хотя сперва они, вроде, хотели на кладбища его нести.

— Вы намеренно выразились, используя множественное число?

— Намеренно.

— Ладно, посмотрим.

— Народ, кто видел афиши, тоже присобрался посмотреть. Его вынесли откуда-то со стороны Хитровского переулка. Люди выстроились в шеренги с двух сторон от маршрута. Не успели сделать по площади и десяти шагов, как на них напали агенты полиции.

— Опишите нападение в подробностях.

— Двое агентов с деревянными дубинками выскочили из толпы и начали охаживать носильщиков по плечам. Пришлось поставить гроб и достать из-за пазухи части сети.

— Гроб был открыт или закрыт?

— Открыт.

— И все видели покойника?

— Ну, соответственно.

— Продолжайте про нападение.

— Ну так вот, все четверо под градом сыпавшихся ударов достали части сети и начали сращивать те в одну большую, уж не знаю, кто надоумил их на это.

— Пытались ли агенты напасть на гроб или потревожить покойника?

— Да как тут разобрать, что у них на уме было? Покойника они не трогали, а колотили носильщиков, покуда те не срастили сеть и не запутали обоих так, что те могли только семенить, ещё и спинами друг к дружке. Так под общий смех и усеменили.

— Далее.

— А что далее? Подняли гроб и понесли. Потом опять остановились и принялись ругаться, на какое кладбище переть, определяясь меж Калитниковским и Ваганьковским.

— А потом похоронили за рынком?

— Ну, соответственно.

Он дал понять, что это в высшей степени странно, и он, о Господи, он второй раз в жизни дал понять Лукиану Карловичу, что пребывает в недоумении. Он справился с собой, это удалось впечатляюще, внимательные взгляды мясницких полицейских могли различить разве что дрожание мочек, но они плохо знали его обыкновения и не стали бы связывать это с замешательством.

— Прежде, чем вы вновь заговорите, попрошу вас не упускать ничего существенного.

— Да я и так, как будто, не упускаю.

— Что делает вам честь, бейте же.

— Ну, они ругались и ругались, так что зритель церемонии, то бишь окрестный народ, начал изъявлять недовольство, тем более все видели, что в углу ожидает яма и два могильщика с уступами. Услыхав ропот, как будто примирились и продолжили шествие. Однако тут их постигла новая напасть в виде дерьма, прошу прощения, фекалий, перемешанных для крепости с портландцементом и составленных в виде птиц, кто-то из зрителей бросил их прямо в открытый ящик.

— Не видели, кто бросал?

— Не видал. Это, как я разумею, было совершено из задних рядов, а может и вовсе не из рядов, а походя из-за тех.

— И что дальше?

— Понятно что, пришлось гроб закрыть.

— Откуда взялась крышка?

— Была приставлена неподалёку к столбу.

— К какому?

— Да вот же, к тому белокаменному столбу.

— Относительно того места, где носильщикам пришлось остановиться, когда в гроб бросили птиц?

— Да прямо напротив столба. Да, теперь я увязываю и припоминаю, именно напротив столба.

Он покосился на Л.К.

— Ещё один вопрос. Перед тем, как закрыть гроб, извлечены ли были птицы?

— Да уж были, не хоронить же покойника вместе с дерьмом, ну то есть… надеюсь на ваше понимание сего словесного казуса.

— Относительно его я имею понимание.

— Но не относительно остального?

Он ещё раз выругал себя за слабость, постарался продолжить наиболее круто.

— Потом, говорите же, что было потом?

— Я, вроде, видел, что птиц захватили агенты из Мясницкой части и приобщили к материалам дела.

Он почувствовал потерю малейшей инициативы. Обыкновенно в