Вскоре до него дошёл слух, он просил передать, что будет ждать на могиле Лунина — белый монумент с крестом на шаре в обрамлении стальных перекрестий. Если вопрос ставился уже таким образом, он решил оказаться где угодно, но не там. Тем более что, как выясняется, тот похоронен неподалёку, а он знал хоть и по собственному отцу — декабристы в глубине души были не чужды оккультным делам.

Полосатая будка под фонарём, оленья упряжка, плетень, звон кандалов от кашля из центра умных лиц, одна на всех шестибашенная арка. Их убогое селение было как на ладони с окружающих сопок, обширная деревянная застройка, такая невинная в сравнении с «кинутым за себя», которое, вообще-то, кидает тебя, кидает целыми централами; а когда вышли из Бутырки, он радовался Москве, мужики в папахах и платках не имели отличий, усачи в круглых очках, всё прятавшие за фалду руку картузники, солдаты в белых мундирах, у них снаряжение на зависть, а рожи такие плебейские, а что, вся разница в свободомыслии, однако все здесь, а у Ваньки Мерзликина на поселении красивая жена, скоро, надо думать, начнёт торговаться; им положили тащить телеги вдоль периметра и дальше, к дыркам, впереди двое в брошенных через душу портупеях, сзади, по бокам, неужели мы здесь состаримся? а бабы, каких однажды пригонят сюда на срок, не станут сосать хоть за сколько; сложные напластования взаимоотношений, с отчествами, полномочиями, обидами, таится больше, чем обращается, фельдфебель не решается подсыпать яд в баланду, так, потравить для острастки, они же были патетичные люди, читавшие запоем, потому-то теперь и согласны сниматься на карточки, даже бритые наполовину, это пройдёт; блядь, Господи ты боже мой, ты к ней прикован, а она к тебе, это противоестественная вивисекция, подведённое под закон доращивание, как можно или не можно так жить?

Он вышел с очередным побегом, для маскировки, потом отстал, взяв у бремсберга под землю. Опускаясь в великом страхе, он больше уповал на встречу с подземным каторжником, чем на спасение. Он вскоре разгадал его план и устремился в погоню. К тому времени, как он попал под землю, Г. брёл по шурфам около четырёх часов, успев неплохо оглядеться, а главное, почувствовать родство, водить рукой по стенам, чувствуя, где серебро, где церуссит, где каменная порода, как поворачивать голову, чтобы всё слышать; на работах, не имея возможности сосредоточиться, он и не пытался настолько ощутить порой самые неощутимые, неподвластные соприкосновению с каким-либо ощущением вещи. Как только И. вошёл в рудник, он немедленно это понял, а поняв, не стал таиться, рассудив, что сидеть в одном месте, пусть и самом глубоком, нецелесообразно, он, обходя шахты, скорее всего на него наткнётся, а так они смогут блуждать, пока тому не надоест. Единственное, что он изменил, так это утроил усилия по поиску каторжника. Ещё в верхней штольне он подломил кладовую, взял две лампы и три бутыли масла, повесив на себя так, чтоб не дребезжали. Запах свечного сала, вытертое серебро, проступавшее из стен, неравномерное распространение света от горения, слишком тёплый свинец и прочее подобное. Вокруг лежала гораздо более разветвлённая и сложная система ортов, квершлагов, шурфов, штолен, штреков, шахт и штокверков, чем кто-либо представлял себе на поверхности.

В дни, когда он только дошёл в Акатуй, из Петербурга пригрохотали в колясках агенты Третьего отделения. Они допросили каждого арестанта, даже из тех, кто ещё не был привлечён к добыче серебра, выведывая одно и то же. Что именно — рассуждал он, тоже не избежавший допроса, путаного, полного хождения вокруг главного, регулярного по сути — должно было остаться тайной для фигуранта. По его мнению, они хотели знать то же, что и он, но обладали бóльшими возможностями; одним словом, им требовалось понимать, ведёт ли система шахт к центру земли, а если не к центру, то до каких пределов доходит.

Пещера предстала глобусом, плывущим во Вселенной. Из её тьмы могла залететь какая угодно вещь — посыл той самой божественной вечности, случайное упоминание из противных миров об альтернативных, неявное, но поддающееся толкованию, разумеется, такому, что никто не признает, со временем превратится в такое же чуждое доказательство по делу и будет исторгнуто за пределы шара им самим или его обитателем, или многими его гетеронимами, к которым тоже могут обратиться из безвестных сфер, а может, просто будут висеть в воздухе, и шар сам наплывёт на них и поглотит одним из своих отверстий.

К своему удивлению П. ощущал всё возраставшую тяжесть в кармане, где лежала пачка перфокарт; если так и дальше пойдёт, он едва ли будет готов вытерпеть это долгое время. Поклялся себе, что с места не сдвинется и не сделает по своей воле того, к чему его склоняют этими штучками. Очевидно, они хотели поиметь с них хоть что-то, как и со всех прочих, но вот откуда они узнали про историю с гопом в очаге мамаши Полтергейста? что он совершён при странных обстоятельствах? а после таких, как правило, добыча может оказаться какой угодно ценности. Она словно одновременно произведена и создана природой, обладает странностью, которая сохраняется при сильных воздействиях и нивелируется при слабых, имеет очарование из этой же серии, серии Стандартной модели — истинность, прелесть и резонанс. Он понимал, нечто в его кармане не может менять вес и так стремиться к земле, это всё плод воображения, навязанная фантазия; он заметил в руках одного из них странный инструмент, при помощи которого, скорее всего, его сейчас и имели. Орхидея и оса на приборе, никому не ведомом, на фоторужье или зоопраксископе. В нём и состояла причина, что того или иного посетителя не гнали с возмущением. Это не предусматривалось списком слов, ознакомление с которым вылилось в отдельный спектакль, где импровизации, являвшейся нормой, было несравненно больше, ещё больше только в момент, когда обнаружилось, что ординация во времена Тинисского периода запустила процесс эмансипации. Гетерогенность, связь, картография, незначительный разрыв, сознание как светозарный пучок и порнография как толкования слов апостола Павла о том, что во Христе гендерные различия упраздняются.

— Отдай им.

— Что там? Что там? — кхерхебы окружили того, кому он бросил пакет.

— Клянусь шапсес анхом…

Держа в уме ту силу, которой руководствовались жрецы в иджмах, они поднялись на свет Божий, снедаемые волнением о забранной у библиотеки лошади. Пересекли линию форпоста — мифологема, онтологема, попрание и восхваление непрерывного саморазвития единого живого телесного духа, — а Герардина Неубау, дочь Марии Анны Шикльгрубер и Яровита, внучка Наума Шикльгрубера, правнучка Серапиона Грубера, праправнучка Севастиана Грубера, прапраправнучка Нестора