на все сущее... (как тут не вспомнить слова Евангелия, гласящие, что Бог "повелевает солнцу своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных" (Евг. от Матфея, гл. 5, § 45)... И в том, что они рождают, пестуют, взращивают и доводят до совершенства мириады своих созданий, и заключается их милосердие. Небо и Земля содержат в себе все сущее, и все сущее ощущает преобразующую и пестующую благодать Неба и Земли. Не имеющая форм и следов, она относится к высшей благодати, которая не благодатна, к тому высшему милосердию, которое не милосердно. "Именно это и есть предельное милосердие! Благодаря своей "немилосердности" Небо и Земля существуют очень долго... Совершенствующий себя совершенномудрый человек, подражая "не милосердным" Небу и Земле, пестует и преобразует только себя одного, но, когда говорят "сто кланов", это и есть одно тело, это он сам, а не другие. Он — сердце страны, мысль государя, сердце народа. Он недеянием своим преобразует тело и недеянием своим хранит Закон. Это-то и есть милосердие. В безмолвии и безвестности, не являя милосердности, — так следует совершенномудрый тому внешнему милосердию Неба и Земли, которое "немилосердно" и совершенствует себя" (Чунь Ян).

Однако из всего этого следует некий практический вывод. Человеку не следует ждать от Вселенной доступных его пониманию жалости или сострадания. Она функционирует по собственным незыблемым законам, законам жертвоприношения: все сущее рождается, взращивается, пестуется — а после умирает, и, быть может, именно в этом проявляется высшее милосердие. Лишь сама Вселенная вечно пульсирует как кузнечный мех, без устали наполняясь и опустошаясь. Человек же являет собой как бы ничтожное ее подобие: снова и снова его вдох сменяется выдохом — и так до конца. Не здесь ли возможность продолжить подобие дальше: воспитав в себе бесстрастие, достойное мировых глубин, и последовав ходу естественности, обрести дыхание гармоничное, неиссякающее и сосредоточиться в том центре кузнечного меха, откуда никогда не уходит Дао?! Мы знаем, что обычная даосская практика именно такова: регуляция дыхания и медитация на среднем киноварном поле ("чжун дань-тянь" — брюшная чакра йогов). И многоглаголание, конечно же, мешает достижению цели, грозит оскудением праны — ци. "Многие заботы вредят духу, многие речи вредят телу, — такими словами завершает свой комментарий к пятому стиху "Старец с берегов Желтой Реки". — Когда отверзаются уста и вздымается язык, горе и немощи неизбежны. Не лучше ли сосредоточиться на внутренней благодати, пестовать и взращивать духовное Семя и Дух, возлюбить прану — ци и говорить реже?" А комментарий другого даосского "человека Истины", Чунь Яна, записанный его учеником, есть настоящий гимн Великой Пустоте — обители Дао, приобщение к которому дарует человеку все, включая бессмертие.

"...Как же человеку, совершенствуя себя, не подражать Земле и Небу?!.. Совершенствующий себя с помощью пустоты обретает ее красоту и ее сокровенность — ему незачем домогаться славы, незачем домогаться Пути. И только лишь опустошенность достигает предела, как происходит некое движение. И по мере того, как это движение начинает источать красоту, ты все больше ощущаешь сокровенность происходящего. Это невозможно высказать! Многословие здесь бесполезно. Потому-то красота самопознания, сокровенность встречи с самим собой, тайна сосредоточения в себе до беспросветного забвения и обретения себя в наипредельной середине наипредельного Пути, вечно существующая истинная и единая прана, благодаря которым ты радуешься Истине Неба — они лучше бесчисленных утрат. Так не есть ли это та нечеловечность, в которой совершенствующий себя совершенномудрый становится подобен Небу и Земле, не есть ли это сокровенный и тайный закон Пустоты? В немилосердии Земли и Неба их милосердие. О, как сокровенна в своем беспредельном величии, в беспредельной неколебимости эта тайна!"

Источник: Лао-Цзы. "Книга Пути и благодати" пер. И. Лисевича, 2002, стр. 57

VI. "Дух горний бессмертен — отчего и зовется Матерью Тайны..."

Дух горний бессмертен —

Отчего и зовется Матерью Тайны.

В лоне Матери Тайны

Корни земли и небес.

Тонкие-претонкие, словно едва существуют,

А до конца их не размотать...

Примечания переводчика

Дух горний бессмертен... — эта фраза трудна для перевода и вместе с тем чрезвычайно важна для понимания всего текста Лао-цзы. Речь идет о бессмертии Мирового Духа, который в конечном счете и порождает мир. Определение мирового Духа "юй" толкуется обычно как русло горного потока — это позволило нам воспользоваться в переводе определенной ассоциацией с русскими понятиями. Ян Хиншун переводит эту строку интерпретационно: "Превращения невидимого [дао] бесконечны".

Источник: "Бамбуковые страницы. Антология древнекитайской литературы", 1994, стр. 69

6. Возникновение образов ("Бессмертен дольний Дух — вот почему зовут его Родительницей Сокровенного...")

Бессмертен дольний Дух —

Вот почему зовут его Родительницей Сокровенного.

В лоне Родительницы —

Корни Неба и Земли

Тонкие-претонкие, словно едва лишь существуют,

А до конца не размотать!

Комментарий И.С. Лисевича

Вот перед нами то место, где, не подозревая об этом, Лао-цзы решает основной вопрос философии, объявляя Дух прародителем, а точнее — прародительницей всего сущего. Это единственное место, где он квалифицирует Дао как понятие духовное, но делает это столь недвусмысленно, а сам фрагмент текстуально столь бесспорен, что это доставляет массу неудобств всем, кто хотел бы услышать от патриарха даосизма нечто иное. Потому-то не один Ян Хин-шун впал в соблазн несколько перетолковать текст; Жэнь Цзи-юй и Чэнь Гу-ин, переводя его на современный китайский язык, излагают первую фразу (буквально: "дух долины бессмертен") таким образом: "Изменения пустоты никогда не прекращаются". Мало похоже на оригинал, зато слово "дух" раз и навсегда исчезает из книги.

Впрочем, оставим эти упражнения в стороне; гораздо интереснее вопрос о том, почему Лао-цзы именует бессмертный мировой Дух дольним. Над этим вопросом немало бились еще древние и средневековые комментаторы, стараясь подставить на место слова "гу" — "долина" значения более понятных, по их мнению, омонимов или сходных по написанию иероглифов, призванных исправить "описку переписчика". Однако во вновь найденных древнейших рукописях мы видим все тот же иероглиф, да еще с так называемым "смысловым ключом" воды, показывающим, что речь идет о долине реки, русле потока.

Образ Духа в долине — это образ нашего мира. Твердо очерченные берега — и текущий внутри этих окаменевших форм поток, который дает жизнь всему сущему, питает его и изменяет. Проходят тысячелетия, меняются берега — а