не был ни постоянным, ни системным. Его пик пришелся на период между 1887 и 1892 г., еще одна вспышка произошла после Первой мировой войны, когда на гребне революции поднялся «жидобольшевизм». Было насилие, были и антисемитские законы. Затем, после 1926 г. все вошло в свои берега на целое десятилетие. Советский Союз занимался своими внутренними делами, венгерская еврейская диаспора осуждалась, скорее, как капиталистическая, чем коммунистическая. Но в конце 1930-х гг. Гитлер успешно изменил спектр политической жизни в Венгрии, он заставил его сместиться резко вправо, вызвав раскол в правительстве. Реакционная авторитарная группировка, объединившаяся вокруг адмирала Хорти, регента (президента) Венгерского королевства, стала радикальной, профашистской фракцией, тем яйцом, из которого и вылупился венгерский фашизм как политическое движение. Еще большие радикалы, такие как фашистская партия «Скрещенные стрелы», время от времени испытывали на прочность государственный режим. После 1938 г. венгерское правительство ужесточило антиеврейское законодательство, хотя Германия и не оказывала давления в этом вопросе. Когда Венгрия окончательно радикализировалась, три парламентские фракции взяли под контроль различные государственные институты. Это означало, что общего, консенсусного Плана А не существовало. До 1944 г. немцы, дорожа отношениями с союзником, не пытались навязать Венгрии свой план.

План А адмирала Хорти был знакомой нам попыткой сохранить национальную независимость. Силы геополитики толкали его в зону влияния Германии, но Хорти упорно отстаивал самодостаточность Венгрии. Зоологический расизм немецких нацистов, оттолкнувший от Германии так много союзников, лишь укрепил его убежденность. И все же Хорти был вынужден склониться перед могущественной Германией, при этом стараясь не нажить себе смертельного врага в лице антигитлеровской коалиции (на тот случай, если немцы проиграют). Его ненависть к большевизму сужала ему поле для политического маневра — ведь именно русские были главной силой на европейском театре войны. Итак, Хорти бросил венгерскую армию против России, но не спешил с решением еврейской проблемы. В этом вопросе правящая коалиция раскололась на две группы. Первая считала достаточными антисемитские дискриминационные законы (ограничения на образование, работу, собственность, место проживания). Вторая требовала принудительных полицейских или «диких» депортаций. Того же желали радикалы, местные фашисты и сами немцы. Премьер-министр Венгрии Миклош Каллаи считал еврейскую проблему не расовой, а экономической. «Социальная справедливость» требовала дискриминации. Экономическая сила евреев должна была быть уничтожена (Don, 1989). В правительстве Хорти также проводили разграничение между «мадьярскими евреями» и «иностранными евреями», недавними беженцами, осевшими в Венгрии. Правительство также отказывало в гражданстве евреям, жившим на территориях, которые Венгрия получила в 1938–1941 гг. Пришлыми евреями легко можно было пожертвовать.

Офицер немецкого СС докладывал: «Хорти признает ассимилированных будапештских евреев венграми, но местечковые еврейские голодранцы для него мусор». Дискриминация шла по культурному, а не по расовому признаку. Ассимиляция культурных евреев и избавление через депортации от всех остальных — в этом заключался План Б Хорти. Тем не менее под давлением немцев во всех странах «Оси» дискриминационное законодательство становилось все более беспощадным: от черты оседлости к гетто, от гетто к депортациям в лагеря смерти. В августе 1941 г. немцы и их венгерские фашистские пособники вынудили Хорти выдать 18 тысяч немадьярских евреев, которых венгры вывезли через старую польскую границу. Их объявили «жидобольшевиками», пятой колонной русских. Депортацию провели через Министерство внутренних дел, местные префектуры и сельскую жандармерию, которая состояла из радикалов и фашистов, призывавших «очистить территорию от евреев». Теперь страна могла «освободиться от еврейских паразитов и получать экономические выгоды от трансграничной торговли не через евреев, а через христиан» (Fejes, 1997). Примерно две трети депортированных были гражданами Венгрии (возможно, Хорти об этом и не знал).

Режим был внутренне противоречив. Радикалы требовали «окончательного решения» посредством полицейских или «диких депортаций». Мотивы разнились: антисемитские предрассудки, идейный органический национализм, жажда стяжательства. Антисемиты были уверены, что немцы покончат со всеми евреями, переправленными через границу, но вермахт решил не марать руки и отправил их всех назад. Был найден компромисс. 5 тысяч евреев венгры призвали в армейские трудовые батальоны, туда же были зачислены и левые политические заключенные. Когда поражение в войне стало неизбежным, отношение к еврейской трудармии резко ухудшилось, и большинство погибло. 12 тысяч евреев, все еще живших в приграничных районах, были уничтожены немецкой айнзацгруппой совместно с украинскими националистами и венгерскими войсками.

Раскололась и армия. Она не участвовала в депортациях 1941 г., за исключением этнических немцев-швабов, сильно симпатизировавших нацистам. Другие венгерские солдаты пытались спасать евреев (Zbikowski, 1993: 178). На беспокойной границе с Югославией, где на первом плане были интересы национальной безопасности, картина выглядела удручающей. В январе 1942 г. венгерские солдаты и жандармы уничтожили 3300 человек на бывшей югославской территории, аннексированной Венгрией в 1941 г. 77 % жертв оказались сербами, лишь 21 % были евреями (погибло и некоторое количество цыган). Правительство Венгрии не желало конфликтов с сербским меньшинством. Верховное командование провело расследование, часть преступников судил военный трибунал. Среди обвиняемых снова преобладали правые радикалы и швабы (Braham, 1989а). Война продолжалась, и венгерская армия все теснее смыкалась с вермахтом. Многие офицеры среднего и низшего звена стали открыто поддерживать партию «Скрещенные стрелы» и требовать освобождения Венгрии от «жидобольшевистского засилья». Мы приведем свидетельство одного офицера:

Еврейский вопрос имел катастрофические последствия для нашей армии. Произошла переоценка всех ценностей. Жестокость стали называть любовью к отечеству, зверства — героическими поступками, коррупция стала добродетелью… любая акция против (евреев) стала считаться оправданной… (Braham, 1981: 317.)

Хорти упорствовал до начала 1944 г., а потом окончательно сдался. Он согласился выслать 100 тысяч «чужих» евреев и так прокомментировал это одному доверенному лицу:

Немцы меня обманули. Теперь они хотят депортации всех евреев. Я, собственно, не против. Ненавижу галицийских, евреев и коммунистов. К черту их! Выкинуть вон из страны! Но… некоторые евреи — такие же хорошие венгры, как ты или я… Коротышка Хорин или Вида [еврейские капиталисты и члены Сената, Хорин был также евреем-выкрестом] — разве они не настоящие венгры? Их я немцам не отдам. Пусть лучше забирают остальных.

Хорти от всей души ненавидел большевиков. Это помешало ему вовремя переметнуться на другую сторону, как это сделал Антонеску в Румынии. Военная фортуна отвернулась от немцев, и Гитлер отчаянно нуждался в помощи венгерской армии. В этой ситуации Хорти мог бы упереться и защитить евреев, но немцы продавливали свои решения через венгерских радикалов, которые, заняв крупные правительственные посты, успешно выкручивали руки самому Хорти. Кабинет министров призвал искоренить «жидобольшевистскую угрозу» физически. Молодые правые депутаты требовали «жесткой, агрессивной, бескомпромиссной политики, основанной на Szeged Idea (фашизме) внутри страны, суровых мер против подрывных элементов и более эффективных методов в борьбе с еврейством» (Braham, 1989а: 587; 1989b: 602).