ли это стихийно, с ведома Антонеску, или в этом и состоял его собственный, четко выработанный План А. Только 50 тысяч евреев уцелели к концу 1943 г. (Ioanid, 2000: 174; Schechtman, 1989).

Начались «дикие» депортации 200 тысяч евреев из Трансильвании, 20 тысяч цыган, представителей враждебных православных сект, как «иннокентьевцы» и украинской интеллигенции. Немцы были обеспокоены: «Похоже, что румыны хотят обезглавить украинскую диаспору и раз и навсегда решить эту проблему в Северной Буковине». Румынам предложили сделку: они возвращают украинцев, взамен немцы отдают в их руки румынских коммунистов. Украинцы ОУН жили в состоянии «постоянного страха». Антонеску заявил: «Мне наплевать, что в глазах истории мы будем выглядеть варварами… Стреляйте из пулеметов, когда надо стрелять». Самое кровавое зверство произошло после взрыва Штаба румынской армии в Одессе (возможно, что дистанционно управляемый заряд был заложен русскими перед отступлением). Антонеску потребовал крови: были расстреляны по 200 «коммунистов» (то есть обычных граждан) за каждого погибшего румынского офицера и по 100 заложников за каждого рядового. Этим дело не закончилось. За три дня было уничтожено 60 тысяч евреев — самая чудовищная гекатомба за всю историю окончательного решения еврейского вопроса. В этом румыны превзошли даже СС. Масштабы уничтожения и его скорость требовали современного оружия — пулеметов или гранат, но румыны сумели обойтись без технических средств. Геноцид превратился в кровавую резню, в которой каждый солдат старался превзойти другого в зверстве. Оправданием этой мясорубки стал все тот же «жидобольшевизм» (Hilberg, 1978: 199–201; Ioanid, 1990: 199–234; 2000: 177–182; Mayer, 1990: 261–263). Теперь это был настоящий геноцид. В дневнике Эмиля Дориана (Dorian, 1982: 163–164) ненависть к «жидобольшевикам» описана практически как психопатическое расстройство. Русских военнопленных называли жидами — евреями:

Я был потрясен всепроникающей ненавистью к евреям. Их считали предателями, диверсантами, коммунистами, нелюдями. Неукротимая злоба сорвалась с цепи, она распространялась, как зараза: люди не знали, когда в их кровь проникал этот микроб, они болели повально, все. О еврее можно было сказать любую мерзость… и даже если это был полный бред, тебе сразу верили. К нашему эшелону подцепили вагон 3-го класса, там были русские моряки, военнопленные… Охрана выскочила из вагонов, пассажиры на перронах — все бросились посмотреть на этих русских. Вполне понятное любопытство, если не считать того, что эти безумцы требовали ножи, топоры, пики, чтобы выколоть им глаза, чтобы отрезать носы «всем этим жидам».

Убийц было много, но имена их нам неизвестны. Лишь немногие румыны помогали евреям, остальные оставались безучастными. Особой жестокостью отличались фашистские легионеры. В главе 9 книги «Фашисты» я рассказал, что легион формировался из рабочих, а на командных должностях были госслужащие, специалисты, студенты, священники. Фашистские движение развернулось прежде всего там, где румыны жили бок о бок с евреями и с другими чужеродными меньшинствами. Это были нестабильные, приграничные территории страны. Не вполне ясна социально-этническая база геноцида. Инициаторы массовых чисток представляли собой широкий спектр правых националистов, в том числе и членов правительства, которым евреи (особенно из районов, граничащих с СССР), мадьяры и такая новая опасность, как украинские националисты, казались очень серьезной угрозой для Румынии.

Но в 1942 г. Антонеску приостановил геноцид. По примеру Болгарии и Венгрии он разделил евреев на две группы. Евреи из Бессарабии и Буковины (эти территории были румынскими лишь с 1918 по 1940 г., а с началом войны они были отвоеваны у Советов) считались враждебными «жидобольшевиками». Получив шанс на лучшую жизнь, политически активные бессарабские евреи поддержали советскую власть, что тоже вполне понятно. Повторюсь, что лишь немногие из них действительно были коммунистами. В Трансильвании, которую Румыния получила только в 1918 г., евреев обвиняли в сотрудничестве с мадьярами. Действительно, многие местные евреи были торговыми посредниками между румынским крестьянством и состоятельными мадьярами. Если бы в 1918 г. провели плебисцит, евреи выбрали бы венгерскую власть, а не румынскую. Тем не менее венгры были союзниками в войне, и трансильванские евреи представлялись более вестернизированными. Потому-то и считалось, что они не представляют серьезной угрозы. По мнению Антонеску, евреи коренной, королевской территории Румынии (Регат) были вполне цивилизованны и отчасти ассимилированы румынами, кроме того они были очень состоятельными и потому полезными.

Проводя эти этнокультурные разграничения, Антонеску бросал вызов румынским фашистам, стремившимся к расовому очищению нации от всех евреев. Либералы, монархисты, Ватикан оказывали на него давление, а США предлагали примкнуть к антигитлеровской коалиции. Антонеску правильно предположил, что может получить Трансильванию из рук союзников в случае их победы. Первые немецкие поражения на Восточном фронте в сентябре 1942 г. побудили его отказаться от договора с немцами о депортации всех евреев из Бухареста. После разгрома немцев под Сталинградом Антонеску публично объявил о разрыве этого соглашения. Он явно хотел завоевать кредит доверия у союзных держав. «Для Антонеску евреи стали разменной картой в большой политической игре» (Ioanid, 2000: 238–258, 271-283; Ancel, 1993, 1994). Он был менее зависим от Германии, чем Хорти, подчиненный рейху, и более изворотлив, чем его венгерский коллега. Если бы не Сталинград, Антонеску пошел бы и дальше; недаром он сокрушался потом, что ему не удалось очистить страну от всех евреев. Но коренные евреи в исторической Румынии выжили благодаря его геополитической прозорливости. И наконец, в августе 1944 г. Антонеску заключил союз с русскими, правда, слишком поздно, чтобы спасти себя. В следующем году его казнили. Диктатор был виновен в геноциде — он хотел уничтожить всех евреев Румынии.

Болгария

Болгария была единственной страной Оси, которая стойко сопротивлялась «окончательному решению». Мы можем быть благодарны за это и царю Борису, и ведущим политикам страны, и церкви. Но была и масса других факторов, благодаря которым большинство болгарских евреев уцелело (Hilberg, 1978: 474–484; Oren, 1989). Болгарские евреи составляли менее 1 % населения, не имели экономического влияния в этой почти полностью крестьянской стране и практически не вмешивались в политику. Историческим врагом болгарского национализма были не евреи, а турки — смертельная угроза для «цивилизованных европейцев», болгар, греков, русских, армян и даже евреев. «Восточники», такие как местные турки, помаки (исламизированные славяне), цыгане, гагаузы (тюркоязычные христиане), были маргинальными этническими группами. Впрочем, мусульмане составляли 14 % всего населения, и с этой силой приходилось считаться. Органический национализм пошел в наступление после 1934 г. Он был направлен не против евреев, а за институциональную ассимиляцию мусульман, в основном с помощью обязательного школьного образования. При других обстоятельствах войны болгарские турки могли бы стать врагами и жертвами. Так было и 30 лет назад во время Балканских войн, так случилось и после 1945 г., но во Второй мировой Турция оставалась нейтральной.