Какие-то двое парней, один из которых, по слухам, вроде бы воевал в Чечне, творили сущий беспредел на его территории. При этом они и думать не думали об «отстёжке» — работали внаглую, как будто и не было никого «на районе»! Пахана это злило неимоверно, и его ребята не раз предупреждали этих беспредельщиков, угрожали им, но — как о стенку горох. В конце концов, терпение у Касьянова лопнуло. Он велел своим костоломам доставить их «на разборку» и с минуты на минуту парней должны были ввести в зал.

«Сволочи! Бараны! Ублюдки непуганые! — думал Пахан. — Из-за таких сопляков я должен почти каждое утро портить себе настроение. Что же, блин, за жизнь такая: куда не сунься — везде дерьмо!»

Ротвейлер вдруг открыл глаза и поднял голову — что-то учуял. Через секунду отворилась дверь, в ней появилась голова Борьки Круглика.

— Михаил Николаевич! Пригнали мы этих обезьян. Здесь они. Ввести?

— Валяй! — небрежно кивнул Пахан.

Кинг поднялся на передние лапы и тихо зарычал — почуял чужих. В зал вошли двое здоровых мужичков, один из которых был и вправду здоров — косая сажень в плечах, а другой — малость поменьше. Вошли развязно, двинулись было к столу, за которым сидел Пахан…но, увидев поднявшуюся им навстречу огромную собаку, остановились.

— Кинг! Фу! Лежать! — еле слышно скомандовал Касьянов. Собака вновь улеглась, положив голову на лапы, но глаз с мужичков не сводила, всем видом давая понять, что любое необдуманное движение может стоить кому-то из них приличного шмота собственного мяса — сколько поместится в пасть.

— Подходите, хлопчики, не ссыте! — зло усмехнулся Пахан. — Он не тронет…, пока я не скажу.

Мужички неуверенно подошли, стали у стола, но так, чтобы видеть ротвейлера. Впрочем, садиться Пахан им пока и не предлагал — надо было дать прочувствовать этим отморозкам, кто хозяин положения.

Раздалось писклявое «Я здесь!» и рядом с Касьяновым возник «адвокат» — специалист по разборкам «по понятиям». Он суетливо со всеми поздоровался и уселся на свободный стул (и тоже — подальше от Кинга).

— Ну что, хлопчики? Бабло с пахарей собираем, а делиться не желаем, так? — спокойно начал Пахан.

— Да мы, Пахан, хотели… — начал было тот, который поменьше, явно собирая остатки самообладания. «Адвокат» прервал его:

— Обращайтесь, пожалуйста, по имени-отчеству! Михаил Николаевич!

— Мы хотели прийти, Ми… Михаил Николаевич, — ещё с меньшей уверенностью снова начал «маленький», — да всё откладывали…., а тут ребята ваши сказали…

— Видно, долго вы собирались, вот моим ребятам ждать-то и надоело! — отреагировал Пахан на это сообщение. — Что ж так? Или вас не предупреждали? Или я в этом городе уже — никто и звать никак? А?!

На последней фразе голос Касьянова резко «набрал обороты», и за напускным спокойствием вдруг явно обозначилась плохо скрываемая ярость. Это ещё больше испугало «маленького». Кажется, теперь он просто хотел, чтобы всё это поскорее закончилось.

— Предупреждали… — тяжело выдохнул «малыш» и опустил голову. Потом робко глянул на Пахана. — Скажите, Михаил Николаевич, как нам дальше-то…

Ответа не последовало. «Маленький» снова вздохнул и почему-то перевёл взгляд на Кинга — будто переадресовал свой вопрос ему. Пёс сначала внимательно изучал мужичка, но вскоре потерял к нему интерес и опустил глаза. Тогда обиженный «малыш» зло ткнул локтем своего товарища:

— Мне что — больше всех надо? Ты чего молчишь?

«А того и молчит, что гордый! — мысленно ответил ему Пахан, с самого начала разговора наблюдавший только за «большим». — Сразу видно повоевал парень, и в войне знает толк. Настоящий волчара!»

— Действительно: чего ж ты молчишь, браток? — обратился он к «здоровяку». — Приятель твой что — должен за двоих отдуваться?

— А чего тут говорить? — сказал «большой», отвернувшись при этом в сторону. — Ясно всё! Вас больше, нас — меньше…

«Ах, вот оно что: одолжение, значит, вынужден сделать? Гордый, значит! — вскипел Пахан. — Ну, ничего, сука, сейчас мы тебе твою гордость засунем куда надо!»

— Скажи мне, Юрьсаныч, — стараясь сохранять спокойствие, обратился он к «адвокату». — Что мы делаем с такими вот, хм…, нелегалами?

— Известно что, Михаил Николаевич! — важно заговорил «адвокат», напуская на себя как можно большее количество «понта». — Поработать на нас они должны — показать себя, проявить, так сказать, свои лучшие качества в том смысле, что достойны они быть под нашей «крышей» или нет. И поработать, конечно, бесплатно! Отработать свой «косяк», как говориться…

— Или? — недовольно перебил его Пахан.

— Или штраф, — ещё более важно ответил «адвокат».

— Или?

— Или… не смогут они больше никогда и нигде работать! — с какой-то дрянной ухмылкой закончил Юрьсаныч.

Пахан вновь посмотрел на «должников».

— Ну, поняли, орлы, мать вашу? — и он особенно пристально глянул на «здоровяка». Тот как стоял с отвёрнутым в сторону лицом, так и не изменил позы. «Маленький» же смотрел на Пахана во все глаза.

— Поняли мы, поняли! — заюлил он. — Скажи…, то есть, скажите только — что делать надо? А то этих… денег у нас — нету!

Но «малыш» Пахану был уже совсем безразличен. На следующие слова ему была интересна только реакция «здоровяка».

— Здесь на кухне будете ишачить. Прибираться там…, посуду мыть, говно выносить. Месяц-два, а то и поболе, если хреново будете работать. Словом, как я решу! А там — посмотрим!

Эх, как глянул на него «здоровяк»! Из глаз такие лучи сверкнули, что кому другому вмиг жарко стало бы. Даже Кинг голову поднял. Но Пахан и не такого навидался — выдержал взгляд.

— Я не совсем то имел в виду…, Михаил Николаевич, э-э-э… насчёт отработать. — промямлил «адвокат».

— А я что имею, то и введу! — рявкнул на него Пахан.

Кинг насторожено поднял голову. «Адвокат» наоборот — испугано втянул свою в плечи.

— У вас что же, — пробубнил «здоровяк», — мужской работы, что ли, нет?

— Нет! — притворно-грустно ответил Пахан. — Только, браток, вот эта осталась! У меня, видишь ли, конкурс большой на каждое место!

«Адвокат» тоненько и тихо засмеялся. Вслед за ним усмехнулся и Пахан. И уже другим, развязно-начальственным тоном проговорил:

— Если согласны — дуйте к моему завкадрами, Валерь Семенычу. Если нет — пеняйте на себя, недоумки. Завтра ваши девки-мамки по частям вас собирать будут! — и снова поднёс к губам стакан с соком.

— Слышь…, слышьте, Михаил… Николаевич… — с трудом, видимо, произнося все эти «вежливости», вдруг заговорил «здоровяк». — Я в Чечне служил, оружием владею, повидал кой-чего! Что ж и мне … посуду… того… мыть?

— И тебе, солнышко! — «ласково» пропел Пахан, и слышно было, как заржали за дверью подслушивающие разговор охранники. «Здоровяк» весь налился жаром и, не обращая внимания на настойчивые «пойдём, пойдём» своего