Наконец он поднял взгляд, и потрясающие карие глаза былиполны такой болью и недоумением, таким страданием, что мне больно было в нихсмотреть.

— Мне трудно кидать камни в других, Ричард.

— Ты имеешь в виду ardeur.

Я кивнула.

— И я все равно не могу тебе позволить от меняпитаться.

— Я понимаю, — ответила я.

Он всмотрелся мне в лицо:

— Тогда зачем ты здесь?

Неужто он думал, что я замыслила какое-то примирение сослезами, мольбу, чтобы он снова взял меня в свою постель? Такая мысль вызвала уменя одновременно и злость, и грусть, для которых у меня равно не было времени.

— Вервольф, который насиловал и убивал женщин, сегодняушел от полиции.

— Я ничего такого в новостях не видел.

— Мы стараемся пока не сообщать.

— Так ты здесь по делу. — Голос его был тих.

— Я здесь, чтобы женщины больше не погибали.

Он встал из-за стола, и я на миг испугалась, что он сейчасуйдет, но он лишь снял грелку с чайника и подлил себе в чашку.

— Это не из моих волков, Анита.

— Я знаю.

Он повернулся, и первые намеки на злость появились в егоглазах.

— Так чего же ты от меня хочешь?

Я вздохнула:

— Ричард, я люблю тебя. Может быть, всегда буду любить,но сейчас у меня нет времени для ссор.

— Почему именно сейчас нет? — спросил он, ужесовсем разозленный.

Я открыла папку, достала первую фотографию и показала ему.Он нахмурился, прищурился, потом вдруг сообразил, что на фотографии, и отшатнулсяс омерзением. И отвернулся.

— Зачем ты мне это показываешь?

— Он убил трех женщин в этом городе и с полдюжины вдругих странах. Это только те, о ком мы знаем. Сейчас он на свободе, выбираетновую жертву.

— Я ничем не могу здесь помочь.

— Я могу, если ты мне дашь несколько вервольфов, чтобыпомочь его выследить.

Он посмотрел на меня, потом мимо меня, потому что я все ещедержала фотографию.

— Выследить? То есть как собака?

— Нет. Собаки не могут выследить оборотня, они слишкомбоятся.

— Мы не животные, Анита.

— Нет, но в облике животного у вас нюх соответствующий,а мозги по-прежнему человеческие. Вы можете выслеживать и думать одновременно.

— Я? Ты ожидаешь, что это сделаю я?

Я покачала головой и отложила фотографию под низ стопки.Потом встала и разложила стопку на столе веером.

— Нет, но Джейсон сделает, и Джемиль сделает, если тыпопросишь. Я бы назвала Сильвию, но она еще не настолько оправилась, чтобыделать хоть что-нибудь.

— Она бросила мне вызов и потерпела поражение, —сказал Ричард. Глаза его покосились на стол с фотографиями. — Убери это смоего стола.

— Он сейчас на свободе и готовится очередную женщинупревратить в мясо.

— Ладно, ладно, бери Джейсона, бери Джемиля, бери когохочешь.

— Спасибо. — Я встала, собирая фотографии.

— Не надо было этого делать так вот, — сказалРичард.

— Как именно? — спросила я, убирая отвратительныеснимки.

— Сурово. Ты могла просто меня попросить.

— И ты бы сказал «да»?

— Не знаю. Но эти снимки мне теперь покоя не дадут.

— Я видела натуру, Ричард, и вряд ли твои кошмары будутхуже моих.

Он бросился ко мне, как они умеют — размытое движение,неуловимое глазом, — и схватил за руку.

— Часть моего сознания считает, что это ужас, как иследует считать, но есть другая часть, которой эти картинки нравятся. —Его пальцы впились в мою руку. Останутся синяки. — Эта часть видит толькосвежее мясо!

Тихое рычание раздалось из оскаленных, белых, ровных зубов.

— Мне жаль, что ты так ненавидишь свою суть, Ричард.

Он резко меня отпустил и я чуть не упала.

— Бери всех волков, которые тебе нужны, и убирайся.

— Будь у меня волшебная палочка, чтобы сделать тебячеловеком, Ричард, просто человеком, я бы ни секунды не думала.

Он смотрел на меня. Глаза выцвели до янтарно-волчьих.

— Я тебе верю. Но волшебной палочки нет. Я такой, какесть, и ничто никогда этого не изменит.

— Мне очень жаль, Ричард.

— Я решил жить, Анита.

Я посмотрела на него:

— Прости, не поняла?

— Я пытался умереть. Больше я не хочу умирать. Я собираюсьжить, что бы это ни значило.

— Я рада, но мне хотелось бы, чтобы и тебе этот выбордоставил больше радости, чем сейчас в твоем голосе.

— Иди, Анита. Тебе надо ловить убийцу.

Так и было. Время работало не на нас. И все равно я не моглаего так оставить.

— Я сделаю все, чтобы тебе помочь, Ричард. Ты этознаешь.

— Как ты помогаешь всем своим друзьям.

Я покачала головой, собрала папки и пошла к двери.

— Когда захочешь говорить, а не ссориться, позвони мне,Ричард.

— А когда ты захочешь говорить, а не ловить убийц,позвони ты.

Так мы и расстались. Но у меня не было времени держать егоза ручку, даже если бы он мне это позволил. Ван Андерс бродил на свободе, ислишком многие могли от него пострадать. Что значит некоторое эмоциональноеотчуждение между друзьями по сравнению с рыщущим по улицам Ван Андерсом?

Джейсон и Джемиль сохраняли облик людей, а Норман и Патрисия— облик волков. Нормана я видела в человеческом облике, а вот лица Патрисии мнебыло не вспомнить. Просто большая мохнатая волчица, светлая, почти белая.Пришлось взять волков размером с пони на поводок. Сегодня уж меньше всего мненадо было, чтобы полиция увидала огромного волка, бегающего по улицам безпривязи. Как я понимаю, у них была бы твердая решимость сперва стрелять, потомспрашивать.

Расстегнув два мешка, набранных в номере Ван Андерса, яподнесла их волкам. Они понюхали, зарычали и от тротуара гостиницы через весьгород провели нас по следу до торговых рядов.

Полиция держала под контролем аэропорты, автобусные станции,хайвеи. А Ван Андерс сидел спокойно, блин, в дурацком продуктовом центреторговых рядов Истфилда. Волосы он убрал под бейсболку и нацепил пару дешевыхтемных очков. Маскировка не хуже всякой другой. И кому бы жаловаться, но не мне— я сама надела бейсболку, чтобы спрятать волосы, и темные очки тоже. А ятерпеть не могу повторять действия плохих парней. Еще я была одета в просторнуюфутболку и мешковатые джинсы с кроссовками. При моем росте я мало чемотличалась от тысяч подростков, бродящих по торговым рядам Америки.