Джейсона и Джемиля я произвела в помощники маршала. Онидержались так, чтобы их не было видно, но предупредили меня, что рано илипоздно он их учует. Охраннику рядов я уже показала табличку. Я приняла решениеполицию не вызывать и людей не пытаться эвакуировать. У меня постановление судана ликвидацию, и предупреждать я не обязана. Я ничего не обязана была, толькоубить его.

Был послеполуденный час, так что в продуктовом центре народубыло немного. И это хорошо.

За ближайшим к Ван Андерсу столом сидела группа подростков.Какого черта они не в школе? Через стол расположилась мамочка с младенцем вколяске и двумя детками постарше, уже научившимися ходить. Эти детки оба бегалибез привязи, пока она пыталась скормить младенцу йогурт.

Ван Андерс был всего в пятнадцати футах от резвящихсядетишек. Подростки были еще ближе, но я не могла придумать, как заставить ихпереместиться.

Собрав нервы в кулак, я пробиралась между мамами и детками,как вдруг подростки встали, бросив на столе мусор, и пошли прочь.

Ван Андерс был настолько один, насколько мог быть в торговыхрядах. Я не хотела упускать его еще раз. Слишком он был опасен. В этот момент яприняла решение подвергнуть опасности всех этих мирных граждан. Мамочка смладенцем, у которого рожица вымазана йогуртом, двое вопящих и бегающих детей —да, я ими рискую. Я была достаточно уверена, что контролирую ситуацию и недопущу, чтобы они пострадали, но достаточно — не значит полностью. Одно я зналатвердо: я его валю прямо здесь. Ждать я не буду.

Пистолет был у меня в руке у бедра, снят с предохранителя ис патроном в стволе еще задолго до того, как я дошла до столика мамы с детьми.Табличку федерального маршала я выпустила из кармана на грудь футболки — наслучай, если какой-нибудь гражданский храбрец попытается спасать Ван Андерса.

Пройдя мимо столика женщины, я подняла пистолет иприцелилась. Наверное, на ее тихое «ах!» он и оглянулся. Увидел табличку иулыбнулся, откусив очередной кусок сандвича. И заговорил с полным ртом:

— Сейчас мне будет сказано «ни с места, руки заголову»? — В его речи звучал голландский акцент.

— Нет, — ответила я и выстрелила в него.

Пуля выбила его со стула, и я выстрелила еще раз раньше, чемон упал на пол. Первый выстрел был поспешный, не смертельный, зато второй —точно в корпус, куда надо.

Я выстрелила еще два раза до того, как приблизилась иувидела, как открывается и закрывается у него рот. Кровь хлынула изо рта иокрасила рубашку.

Я обошла его по широкой дуге, чтобы стрелять в голову безпомех. Он лежал на спине, истекая кровью, но сумел откашлять ее, прочиститьгорло и сказать:

— Полиция должна предупреждать. Не может стрелятьсразу.

Я выпустила из своего тела весь воздух и взяла на мушку еголоб, точно над глазами.

— Я не полиция, Ван Андерс. Я ликвидатор.

Глаза у него расширились. Он успел сказать:

— Нет...

Я спустила курок, и на моих глазах почти все его лицопревратилось в неразличимую кашу. А глаза были синее, чем на фотографии.

В этот вечер Брэдли позвонил мне домой. Выбив человеку мозгипосреди кучи пригородных мам с детишками, я что-то не в настроении была идти наработу. Не странно ли? Я уже залезла в постель с моим любимым игрушечнымпингвином Зигмундом и с Микой, который свернулся рядом. Обычно тепло от Микисоздает больше уюта, чем целая куча мягких игрушек, но сегодня мне нужно былоподержаться за любимого пингвина. Руки Мики чудесны, но Зигмунд никогда неговорил мне, что я глупая или кровожадная. Мика тоже не говорил, но я все жду,когда скажет.

— Вы попали в национальные новости, а «Пост-диспетч» навсю первую полосу дала фотографию, как вы казните Ван Андерса, — сообщилБрэдли.

— Ага. Оказывается, это было напротив фотомагазина.Везет мне.

Даже мне самой мой голос показался усталым, если не больше.А что может быть больше? Мертвый?

— Анита, как вы себя чувствуете?

Я притянула руки Мики покрепче к себе, ткнулась головой вего голую грудь. И все равно было холодно. Как это может быть под всеми этимиодеялами?

— У меня тут несколько друзей, чтобы не предаватьсяизлишней мрачности.

— Анита, его необходимо было убить.

— Знаю.

— Тогда почему же такой тон?

— Вы не добрались до того места в статье, где утрехлетнего мальчика припадки ночных страхов. Ему чудится, что я убиваю его,как того плохого дядю в торговых рядах. Не дочитали?

— Если бы он ушел...

— Брэдли, перестаньте. Хватит. Я еще до того, как пошлак нему, приняла решение, что психика очевидцев менее важна, чем их физическаябезопасность. И не жалею об этом решении.

— О'кей, тогда давайте по делу. Мы думаем, что Лео Харланболее известен как Харлан Нокс. Он работал на кое-кого из тех, на кого работалиХайнрик и Ван Андерс.

— Почему это меня не удивляет?

— Мы позвонили по номеру, который он вам оставил.Служба ответов сообщила нам, что он прервал с ней контракт, оставив только односообщение.

Я ждала.

— Вы не хотите спросить?

— Не морочьте мне голову, Брэдли, выкладывайте сами.

— Хорошо. Итак: «Миз Блейк, извините, что мы незанялись моим предком. На случай, если вам интересно: он на самом делесуществует. Но в данных обстоятельствах я решил, что осторожность — лучшаячасть доблести. И задание отменяется — пока что». Вам понятно, что он хочетэтим сказать — насчет задания?

— Думаю, что да. Он хочет сказать, что дело отменено.Слишком много шума получилось. Спасибо, что посмотрели, Брэдли.

— Не надо меня благодарить, Анита. Не попытайся я взятьвас к нам федеральным агентом, вы бы вряд ли привлекли внимание работодателейХайнрика.

— Невозможно вечно себя корить, Брэдли. Как пролитоемолоко: надо вытереть и забыть.

— То же самое и насчет Ван Андерса.

— Вы уже должны меня знать, Брэдли. Я лучше даю советы,чем следую им.

Он рассмеялся, потом сказал:

— Вы все-таки поглядывайте, что у вас за спиной, о'кей?

— Обязательно. И вы тоже, Брэдли.

— Пока, Анита. Берегите себя.

Я не успела сказать «и вы тоже», как он повесил трубку.Почему это работа в правоохранительных структурах так плохо влияет навежливость по телефону?

В спальню вошел Натэниел, держа в руках «Паутинку Шарлотты».

— Нашел в кухне, и там еще одна закладка. Наверное,Зейн ее начал читать или кто-нибудь другой.