Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Слабость велика, сила ничтожна. Когда человек родится, он слаб и гибок. Когда умирает, он крепок и черств. Когда дерево произрастает, оно гибко и нежно, и когда оно сухо и жестко, оно умирает. Черствость и сила — спутники смерти. Гибкость и слабость выражают свежесть бытия. Поэтому, что отвердело, то не победит».
(Лао-цзы — эпиграф, взятый Николаем Лесковым для «Скомороха Памфалона»)[454].
* Александр Боим: После моего увольнения, после приглашения и ухода с картины Калашникова с Абдусаламовым, после закрытия и консервации «Сталкера», перед самым Новым годом у меня вдруг раздается звонок. Звонит Лариса Павловна Тарковская и очень любезно, как ни в чем не бывало, как будто ничего не произошло, от имени Андрея предлагает нам с женой встречать Новый год вместе с ними. Я просто оторопел. Это могли придумать только Лариса Павловна с Андреем. Такого нарочно не придумаешь.
Для меня это было в высшей степени странно и оскорбительно, но это было. Я сразу понял, что Андрей хочет возобновить наши производственные отношения и вновь окунуть меня в «Сталкер». Но у меня осталось слишком тяжелое впечатление от того, как мы расстались, и я отказался от этой чести. Больше мы никогда не встречались и не общались ни с Андреем, ни с Ларисой Павловной. Этот предновогодний звонок Ларисы был завершающей деталью наших отношений.
Конечно, была обида, но потом все ушло, и людей этих уже нет… Это давно прошедшая история. Сейчас я воспринимаю ее как часть моей работы и жизни. Не все же бывают удачи и праздники.
31 декабря. Помимо возрождения «Сталкера», в конце года, благодаря международной солидарности писателей и кинематографистов и усилиям французского поэта Луи Арагона, лауреата Международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами», приехавшего в Москву получать орден Дружбы народов, был досрочно освобожден из лагеря Сергей Параджанов. Арагон был женат на Эльзе Триоле, родной сестре Лили Брик, очень ценившей Параджанова и дружившей с ним.
Так закончился 1977 год.
1978 год
Неожиданное предложение
Минувший год для всех работавших на «Сталкере» был весьма драматичным. Во время съемок никто не мог понять и объяснить, что происходит с Тарковским, в чем причины его неудовлетворенности и конфликтов с талантливыми и добросовестными людьми, которые искренне хотели работать с ним. Это стало ясно осенью, когда начались и быстро закончились крахом съемки с новой творческой группой. «Второй Сталкер» продлился меньше месяца. Новые люди, которых пригласил сам Тарковский и в профессионализме которых он не сомневался, начали работать с ним душа в душу, но тоже оказались непригодны для осуществления его идей. Стало понятно, что дело не в соратниках, а в нем самом, Андрее Тарковском, в его характере, идеях и понимании образа главного героя — Сталкера. Оно нащупывалось режиссером в течение полугода различным построением эпизодов, поиском решений и мизансцен — и категорическим отказом от них после просмотра отснятого материала. Было в этом процессе что-то завораживающее, раздражающее и вместе с тем утомительное. В бесконечных колебаниях Тарковского, в обстановке долго назревающего и наконец прорвавшегося, а потом повторившегося скандала проглядывало что-то очень «достоевское». Да и в самом режиссере со всеми его сомнениями, выплесками непостижимой энергии, бушевало нечто от Федора Михайловича и его персонажей. Это и привело к остановке съемок. Тем не менее часть группы и руководители «Мосфильма» продолжали верить в мастерство и талант Тарковского. Я не был исключением.
Прошедший год был для нас очень неудачным и в финансовом отношении. Команда «Сталкера» ни разу не получила премии, хотя все работали как проклятые. По этой причине некоторые хорошо работавшие люди уходили с картины.
Мне, несмотря на холодновато-скрытное отношение Тарковского к съемочной группе и зарплату в 110 рублей, работать на «Сталкере» было необычайно интересно. Я был отстранен от должности второго режиссера (функции которого Марианна Чугунова и я фактически продолжали исполнять), но мне было искренне жаль Андрея Арсеньевича.
В начале 1978 года меня вызвали в производственный отдел. Его начальник Свиридов объявил, что меня направляют работать в парткабинет библиотекарем. Когда я спросил: «А ничего, что я беспартийный?», Свиридов рявкнул, чтобы я не морочил ему голову, у него не хватает ассистентов, некому работать на съемках, а ему приказали трудоустроить меня так, чтобы в любой момент выдернуть на «Сталкер». Из чего я сделал вполне логичный вывод: рукопожатие и краткий разговор с Тарковским имели далеко идущие последствия. «Сталкер» расконсервируют, и режиссер-постановщик хочет работать с теми, кому он доверяет. Как обычно, Андрей Арсеньевич не опускался в своих контактах и действиях ниже генеральной дирекции.
У Петра Максимовича Свиридова не было одного глаза — он потерял его во время войны. Поэтому на студии его называли Моше Свиридов по аналогии с одноглазым генералом Моше Даяном — победителем в Арабо-израильской войне 1967 года. Он назначал работников на картины, не учитывая их жизненных ситуаций, и за это его не любили. По понедельникам рано утром, до начала рабочего дня он обходил павильоны и съемочные площадки, чтобы лично удостовериться, как идут дела. Поздней осенью, после завершения съемок в павильоне фильма «Тегеран-43» была дана команда разбирать грандиозную декорацию, построенную великим художником Евгением Черняевым. В ней снимались ослы, принадлежавшие человеку по имени Тарик Габидзашвили. Разбирать декорацию начали в четверг. Ослов, мешавших этому процессу, выгнали из павильона, где у них были стойла с едой, на территорию студии. Тарику об этом сообщить забыли. Ослы мирно паслись на студийных лужайках и недовольства не проявляли. Но в пятницу вечером пошел сильный снег. К утру субботы вся территория была покрыта толстым слоем снега. До травы не добраться. К понедельнику ослы сильно оголодали и озверели. Когда Свиридов наткнулся на них, они его окружили и стали реветь, требуя, чтобы он их накормил. Он стал их отгонять, чем сильно разгневал ослов, которые в отместку его покусали. Свиридов был взбешен и устроил изрядный разгон администрации фильма. Этот эпизод долго и не без злорадства обсуждался на студии на все лады.
Третьего января первому зампреду Госкино Борису Павленку поступила бумага за подписью трех начальников министерских главков — Орлова, Шолохова и Трусько, где утверждалось, что «ссылки съемочной группы на непригодность материалов по причине технического брака являются несостоятельными», а отснятый в прошлом году материал «может быть использован для монтажа фильма». Павленок